Книга Половина пути, страница 117 – Юля Тихая

Они даже потанцевали немного на площади. Вышло глупо и неловко, потому что Ольша очень стеснялась, а Брент толком не умел танцевать. Но просто стоять в обнимку, раскачиваясь в такт громкой музыке, тоже было хорошо.

Потом Ольша поскользнулась, «благословлённая» лепёшкой золотобуйвольного лика, а глава городка поднёс к кукле-зиме факел. И Брент увёл девушку с площади поскорее, потому что уж в дыме и пепле для них точно не было ничего интересного.

Целоваться начали ещё в коридоре, хихикая, как подростки. Брент так втискивал её в себя, что было почти трудно дышать, а Ольша вместо того, чтобы испугаться, только ещё больше плыла и наглела, на ходу расстёгивала пуговицы его рубашки.

Рядом с ним было очень здорово быть хрупкой. Брент мог приподнять её за талию, или просто подтянуть к себе выше, придерживая под поясницу, и это было для него так естественно и просто, словно Ольша была пушинкой. Надёжный, твёрдый, сильный, Брент был при этом удивительно бережным, и у Ольши от этого сладко кружилась голова.

От поцелуев горели губы. Прикосновения обжигали. И когда в дверях Брент отстранился, ей почти захотелось заплакать.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга в полумраке и тяжело дышали.

— Я иду мыться, — наконец, оскорблённо фыркнула Ольша. — А ты… а ты…

— Спинку тебе потереть? — коварно предположил Брент.

Ольша пискнула и спряталась в ванной, а за дверью раздался хрипловатый смех.

Даже вода — в холодном кране ледяная, в горячем едва тёплая — не могла успокоить распалённое тело. Ольша намыливала волосы, представляя, как огромная ладонь Брента ложится ей на затылок. Провела мыльными руками по коже, неожиданно заметив в привычных действиях скрытый эротизм. Коснулась себя внизу…

Когда-то — кажется, через несколько дней после той позорной истерики в гостинице Бади, — Брент спросил её аккуратно: почему же ты просто не сказала мне, что не хочешь? Ольша тогда вывернулась как-то, увильнула.

Честный ответ заключался в том, что ей нравился Брент, и ей не хотелось, чтобы он уговаривал. Это было некрасиво, почти мерзко, и от этого Брент сразу стал бы нравиться ей меньше. Сложно относиться с симпатией к человеку, который уламывает девушку на секс; с Леком Ольша тоже предпочитала согласиться сразу, чтобы не начинать этой дурацкой игры.

И вот теперь — теперь Ольша резко передумала. Потому что подлец Брент всё никак не мог собраться и как следует её поуговаривать. Вместо этого он всё тормозил, тормозил, тормозил, улыбка эта его ласковая, аккуратные объятия… да сколько ж можно!

Нет, определённо, если Брент прямо сегодня что-нибудь не сделает, Ольша сама соберётся с духом, и…

От этих мыслей пересохло во рту, и она принялась жёстче тереть кожу мочалкой.

Голубое нижнее платье показалось ей вдруг слишком нарядным, почти откровенным, непристойным. И панталоны эти беленькие, как будто она, право слово, напрашивается. Ну, может быть, немного и напрашивается. Самую капельку. А губы все искусанные, припухшие… некрасиво.

Пока мылся Брент, Ольша качалась на качелях. Взлетала на них в невесомость женской чистоты и благопристойности, а потом с камнем в желудке падала в бездну собственного нравственного краха, навечно заклеймившего её шлюхой, которой и касаться-то противно. К счастью, Брент был для этих качелей слишком тяжёл, и одним своим появлением на гостиничной кровати остановил паническое кружение мыслей.