Книга Половина пути, страница 116 – Юля Тихая

— Первый день зимы, — объяснял Брент, широко улыбаясь. — Это местный праздник. Раньше тан-жаве отмечали первый день, когда в кадках по утру ледок, а теперь по календарю.

Встречали зиму без всякого уважения: уговаривая не задерживаться надолго. Горожане наряжались в летнее, как могли, рисовали на лицах страшные рожи, пели восхваления солнцу и травам. На главной площади сооружали из веток и тряпок куклу-зиму, и каждый гость праздника ругал её такими словами, что у домов вокруг краснели печные трубы. Брали ленту или нитку, говорили, будто она — зима, разбрасывали по заборам и окнам так, чтобы всё оказывалось завешено, будто паутиной, а потом сматывали в тесный клубочек, приговаривая: уменьшайся, уменьшайся. Клубочек запекали в печи и закапывали у ворот. Ещё плясали, собирали венки из бумажных цветов и пили компот, смешивая его с брагой.

По улицам вели корову в жёлтом и украшениях, и все расступались с поклонами перед ликом самого Золотого Буйвола. Гляди, зима, кто противостоит тебе! В Золотом Буйволе — всё возможное благо: для людей и для полей. В нём радости и богатства, и всё это он приносит с собой и щедро рассыпает вокруг, как бы ни было холодно и серо.

Куда какой-то там зиме сражаться с богом!..

— Яблоки должны быть в карамели, — Брент сказал это с с такой гордостью, как будто сам их сделал. — Идём поищем.

Но Ольша замотала головой и вместо этого ухватила его за локоть, пристроила голову на плечо. И мужчина, усмехнувшись, высвободил руку, приобнял её, коротко поцеловал в макушку.

Праздник, надо же. Они всё ещё бывают — праздники, обычные праздники, без налёта близкой трагедии, без запаха горелой плоти. Просто — праздники. Зиму укорачивают…

И городочек этот — обычный городочек, их много таких и здесь, и в центральной части Марели. В центре разномастные каменные дома, где-то постарше, с модными полвека назад барельефами, а где-то поновее, попроще. Пятна свежей краски там, где оставила свои отметины война. Пустыри, обнятые заборами; можно представить, что идёт стройка, обычное дело, чему удивляться…

Заколоченные магазины кое-где. Но магазины, бывают, закрываются, а рядом есть ведь и другие, открытые, ну и что, что полки в них выглядят пустовато. Управа вся обклеена объявлениями, а у двери дежурит упрямец в коляске, в руках у него тетрадка — туда может вписать своё имя всякий желающий встать в очередь.

И праздник. Жёлтая корова, дурацкая кукла, яблоки в карамели. Жизнь продолжается и рано или поздно войдёт в колею.

Для этого города — и, может быть, для Ольши тоже.

— А они… верят в это? На самом деле? В укорачивание зимы…

— Ну, дети может быть. Это больше для мелких, одеться смешно, матюки подслушать.

Ольша хихикнула и прижалась к Бренту ближе.

Потом он всё-таки купил ей яблоко, потому что, видимо, счёл, что без новой порции сладкого Ольша превратится в ужасную ведьму и отгрызёт ему уши во сне. Они поглазели на обругивание зимы, и Брент переводил ей те слова, которые мог узнать сам: ругать зиму, оказывается, полагалось на языке тан-жаве, потому что местная зима не понимала марского.

Попутно Ольша заставила его научить её, как на местном будут самые главные фразы: «привет», «большое спасибо» и «не понимаю». А потом, расхулиганившись, выучила ещё замечательные слова «бабо-гачо», что означает нечто среднее между «глупый бездельник» и «хорошо устроился», и «саляха», что значит «я люблю тебя». Она дразнилась, называя Брента всеми выученными словами по очереди, и грызла яблоко. Брент в ответ назвал её «ниляда», а переводить — вот подлец! — отказался.