Книга Половина пути, страница 211 – Юля Тихая

— Так может… пусть разведётся? Ну, если он хочет.

— Я не разрешаю ему разводиться! И вообще, я не хочу за него замуж. Я вообще замуж не хочу! И жить с ним не хочу. Да пошёл он!

Ольша вздохнула и подумала, что можно бы заварить Зози ещё один чай. Хоть потренироваться перед возвращением Брента, а ей явно всё равно, что пить.

Брент как раз появился на дорожке перед домом, и Ольша, просияв, замахала ему руками, а он в ответ потряс бумажным пакетом. С высоты балкона было хорошо любоваться, как сидит на мужских плечах новая рубашка. Брент ворчал и собирался обратиться к швее, но Ольша ворчала громче и бессовестно потратила его деньги на швейную машинку. Зато рубашка вышла — на загляденье, а на спине под воротничком у неё шла тонкая, почти невидимая вышивка нитками в тон, обережные знаки, как мама раньше вышивала на всей одежде и мужу, и детям.

— Тьфу, смотреть на вас противно, — яда в Зози хватило бы на целый серпентарий. — Такие довольные…

Она язвила, но это не было обидно. Ольше вообще трудно было обижаться, когда она вслушивалась в шаги в парадной. Вот они замерли на площадке и всё-таки повернули налево, а ещё мгновение спустя Брент вышел на общий балкон, и на нём сразу стало тесно.

— Ты опять дымом дышишь? — Ольша показала ему язык. — Зози, твой там на бульваре стоит.

— Я знаю, — надменно бросила она.

И снова закурила. Ольша потянула к себе брентову руку и посмотрела на часы. Если кавалер, как обычно, приехал к половине шестого, то ждать свою даму сердца ему пришлось уже около часа. Сегодня Зози особенно старательно не торопилась.

— Не пойдёшь к нему?

— Может, и не пойду.

— Вы обсудите может, подумайте вместе… он ведь к тебе серьёзно, получается.

— А я его — просила?!

Ольша вздохнула. Эти зозины сомнения ей было трудно понять.

Брент закурил тоже, отошёл в сторону, чтобы не дымить на Ольшу. А она без спросу влезла в пакет, чтобы достать из него трубочку с заварным кремом и вгрызться в неё с короткого конца. Ольше нравилось есть трубочки так, чтобы под конец на ладони оставалось широкое присыпанное орешками кольцо.

— Шаль тебе принести?

— Да нет, не надо…

Закат уже загустел, и вечер был по-летнему тёплый, но ветер зябко кусал голые плечи. Если бы Брент накинул на неё свою куртку, Ольша бы не возразила. А шаль… да ну; и Ольша привычно выдохнула из себя тепло.

В балконную дверь церемонно постучали. Зози резко побледнела, как будто из неё разом вымыло все краски. Скрипнула дверь, Зози затянулась и закашлялась, а Брент вдруг склонил голову:

— Ваше светлейшество.

Зози не соврала: ему было за сорок. Подтянутый, явно следящий за собой мужчина, он едва кивнул Бренту, а смотрел только на Зози. Его светлейшество… это, выходит, — королевич? Ольша не знала в лицо всех королевичей, хотя их портреты печатали в газетах. А Брент бывал на высоких собраниях, где почти все они так или иначе появлялись.

Ну да, королевич мог бы ездить на паровой автомашине. И да, ему, конечно, никак не полагается разводиться.

Внутри было очень пусто. Пусто, гулко и почему-то страшно. Чего-то очень важного, что всегда было, вдруг не стало.

Огрызок заварной трубочки шлёпнулся на пол.

— Ольша? Что с тобой?

Ольше казалось, что она умерла. Всё в ней потухло, осталось лишь тело, жалкая слабая оболочка, а под ней пустота, разреженный воздух Шимшиарве, бескрайнее ослепительное небо, такое близкое и такое далёкое. Один неверный шаг — и ты уже летишь вниз, чтобы остаться наедине с вечностью. И вокруг только холод, оглушительный, невыносимый холод, он забирается под кожу инеем, оседает в лёгких.