Книга Половина пути, страница 96 – Юля Тихая

Она вообще не могла найти, к чему в нём отнестись плохо. Даже его сила ощущалась ласковой, надёжной, не как дрожь или валящиеся на голову камни, а как… опора?

«Я люблю тебя», хотела сказать Ольша. Но это, конечно, было бы очень глупо. Может быть, Ольша не была настоящей девушкой, но, пока в ней не проснулась сила, она успела выучить немало девичьих премудростей. Одна из них гласила, что девушка никогда не признаётся в чувствах первой: сперва мужчина должен встать на одно колено, и уж потом она, так уж и быть, покраснеет, взмахнёт ресницами и прошепчет: «Я тебя тоже». Всё прочее — неприлично, невозможно.

Девчонки постарше, правда, болтали, что среди парней немало трусов, у которых язык отвалится раньше, чем произнесёт все положенные слова. Ещё говорили, что многие мужчины — медленные тупицы, которые могут размышлять о своих чувствах годами и не приходить ни к каким внятным выводам. И тогда, конечно, даже очень порядочная девушка может подтолкнуть избранника к верным словам и заговорить о своей любви первой. Но делать это следует только тогда, когда совершенно очевидно, что эта любовь взаимна.

Тогда девушка может сказать: ах, моё сердце трепещет.

И юноша, прижав ладони к груди, заверит её, что его собственное сердце уже практически выскочило из груди и уехало поездом в Руму.

Как видно, Ольша выросла на не самых лучших дамских романах и не слишком понимала в отношениях. Увы, даже ольшиного понимания было достаточно, чтобы осознавать со всей определённостью: конечно же, Брент её не любит и никогда не станет любить.

Это было настолько ясно, что даже почти не причиняло боли. Конечно же, ласковое тёплое чувство в груди Ольши было безответным. Она очевидно влюблялась в него всё дальше и глубже с каждым днём, а он столь же очевидно не чувствовал к ней ничего серьёзного.

Да и что серьёзное может быть? Он нанял её по контракту, они работали вместе и ехали вдвоём по пустым послевоенным дорогам, между ними пробежала какая-то искра, только и всего. Так часто бывает с людьми, которые вынуждены много времени проводить вместе. Трудно общаться с одним и тем же человеком дни напролёт и не испытывать к нему никаких эмоций, — хорошо ещё, что это симпатия, а не брезгливое раздражение.

Брент был бережен и проявлял так много мелкой заботы, что большую её часть Ольша замечала с большим опозданием. Например, она далеко не сразу поняла, что Брент вообще-то курит, пусть и не слишком много. Но Брент всегда отходил со своими самокрутками в сторону, а потом тщательно умывался и мыл руки, и Ольша чувствовала только слабый табачный привкус в его запахе, но никогда не дышала рядом с ним дымом. Это было почти нелепо: как будто она, право слово, сигарет раньше не нюхала!..

А сегодня… Ольша ведь всё сделала не так, и её искренняя попытка сделать ему приятное явно обернулась для Брента скорее разочарованием. А он всё равно спрашивал, как она себя чувствует, беспокоился о ней, и потом, в дороге, так ласково обнимал за плечи…

И они уже в Ладерави. Они проехали больше половины пути, и, значит, осталось — меньше половины. Совсем скоро всё закончится. Ольша наконец-то окажется дома, а Брента — Брента больше не будет в её жизни.

Это тоже было так просто, что и не болело почти.

Может быть, это и не любовь вовсе. Когда-то мама наставляла Ольшу, что женщины часто любят не мужчину, а своё отражение в его глазах. А Брент видел её куда лучшей, чем Ольша была на самом деле.