Книга Половина пути, страница 95 – Юля Тихая

Перед глазами снова всплыли придуманные жаркие картины, и Брент, стиснув зубы, заставил себя сказать:

— Наверное, нам всё-таки лучше остановиться?

Она вскинулась:

— Почему? Нет, если тебе так не нравится, если ты не хочешь, это… это понятно. Но если из-за меня, то я бы хотела… Я теперь знаю, я буду… я что-нибудь придумаю, чтобы…

— Котёнок, я не хочу делать тебе больно. Или неприятно, или странно. Мне кажется, тебе ещё рано…

— Наоборот! — горячечно сказала Ольша. — Мне это надо, понимаешь? Если сейчас не… если я… я потом никогда не решусь. Я бы хотела с тобой… может быть, не прямо завтра, но там же дальше много городов, и как-нибудь… раз уж ты любишь простыни.

Брент прижал её к себе и едва услышал, как она прошептала:

— Пожалуйста.

Понимала ли она сама, о чём именно просит? Уж вряд ли о том, чтобы потрахаться в Ладерави. Брент, может быть, не всегда хорошо понимал то, что происходит у Ольши в голове — в конце концов, это была отдельная голова с целым букетом своих странностей, — но то, что она не готова к сексу, не вызывало никаких сомнений.

Увы, выкинуть из головы образы было куда сложнее, чем, похоже, думала сама Ольша.

— Это моя половина, — напомнила она с вызовом. — Я предлагаю, а ты можешь решить…

— Да-да, — ворчливо согласился Брент. — Я уже понял, ты решила бить меня моим же оружием, коварная женщина.

Ольша шутливо толкнула его в плечо кулаком, а Брент поймал её руку, поцеловал ссадины от ногтей на тыльной стороне ладони. Прикрыл глаза, выдыхая и смиряясь.

— Пока я хочу спать с тобой в обнимку. Что ты об этом думаешь?

Она обняла руками его шею и поцеловала в губы.

До Ладерави они добрались в глубокой темноте и так умаялись, что Брент даже не захотел ужинать — это ж насколько нужно было ушатать мужика! Правда, чуть позже выяснилось, что «без ужина» значило «я заказал в комнату»: служка притащил целый кувшин кефира и широкий пирог с мясом и грибами.

Ольша вяло подтрунивала над этим, а сама устроилась за крошечным столиком так, чтобы касаться коленом мужского бедра. И сидела, обняв ладонями кружку и баюкая внутри ласковое тёплое чувство.

На Брента хотелось смотреть. Им хотелось любоваться. Касаться между делом, так, чтобы внутри пробегали искры. И это каждый раз было мучительно, невозможно приятно, так, что Ольша улыбалась и терялась от ощущений. А в горле ком, и к глазам подкатывают непрошенные глупые слёзы, которые так трудно потом затолкать обратно внутрь.

— Ты чего не ешь? — нахмурился Брент. — Если хочешь, там на кухне, говорят, ещё каша рисовая есть, но я нюхнул — что-то они с ней перемудрили…

Ольша моргнула. Гостиница была неплохая, но они приехали так поздно, что пришлось долго колотить в дверь, чтобы разбудить служащего. Пирог тоже был постоявший, с сухой коркой, но Ольше и без того кусок в горло не лез.

— Ты же сам не хотел ужинать, — она постаралась улыбнуться.

— Устала?

Ольша вытянула руки вперёд. Пальцы подрагивали, будто каждый пытался жить своей жизнью. В теле нет физической мышцы, которая управляла бы силой, но стихийники быстро привыкают думать руками, связывать пальцами нити своих конструкций, сминать в ладонях узлы…

— Ну смотри, я доем тогда.

Ольша моргнула, не сразу сообразив: это о пироге. Пожала плечами. Брентова привычка жрать, как не в себя — или, может, наоборот как раз, как в себя, такому здоровенному мужику и еды нужно много, — её забавляла и немного умиляла.