Книга Симбиоз. Моя чужая победа, страница 30 – Майя Фабер

Он прошел внутрь. Под ногами хрустело: подвесной шкаф с посудой напротив окна упал, щедро осыпав пол осколками, черная пыль кружилась в воздухе, о еде, приготовленной матерью, можно было забыть. Окно превратилось в мелкое крошево, разлетевшееся повсюду: новым украшением обзавелся даже потолок. В середине перекошенного стола чужеродным предметом расположился черный пакет. Алекс вытянул виртокно и навел его на незваного гостя. Сканер ответил коротким писком и мирной зеленой надписью: «Опасных веществ или объектов не обнаружено».

Алекс развернул пакет и с удивлением обнаружил в нем обычный кирпич, на первый взгляд ничем не примечательный — в старых районах много домов, сложенных из таких. Он повертел кирпич в руках, разглядывая стороны. Сверху красовалась неровно, но отчетливо выведенная синей краской цифра семь. С другой — знакомый знак «Анти-Х». Рука дернулась, но Алекс поборол желание тут же бросить находку на пол, поморщился и поднес кирпич к лицу, разглядывая красную линию. Кроваво-красную.

Положил «гостя» обратно и оглянулся на мать, все еще держащуюся у него за спиной. Она только пожала плечами в ответ на невысказанный вопрос. Взгляд ее блуждал по кухне, упрямо не задерживаясь на поверхности стола.

За окном завыла приближающаяся сирена.

Сомнительную честь давать показания мать взяла на себя. Рассказывать толком было нечего, зато повторять пришлось раз десять: ничего не видели, не слышали, ни с кем не ссорились, врагов не нажили. Алекс сидел за столом, не прибранным и не протертом, гипнотизируя брошенный на нем черный пакет. Кирпич полицейский тщательно упаковал и унес в машину, не преминув попутно высказать все, что он думает о людях, лапающих улики грязными пальцами.

Тихий голос матери доносился с крыльца через открытую дверь и отсутствующее окно. Торопливый, но равномерный, убаюкивающий, он навевал другие воспоминания, окутанные горем, освещенные красно-синими лампами полицейских машин. Мать тогда, почти как сейчас, выскочила на улицу в домашней одежде и босиком, одна рука в перчатке-прихватке. Кричала что-то неразборчивое, разъяренным зверем бросаясь на женщину в строгом сером костюме социальной службы, вынудив ту искать помощи у ближайшего полицейского. Заслоняла собой соседскую девчонку в пижаме, прижимающую к своему боку что-то мелкое и черное. А потом долго разговаривала на крыльце. Уговаривала. Умоляла, прерываясь, чтобы расслышать бубнящего стража порядка.

Алекс встал, поднял с пола чайник, поставил на стол, небрежно смахнув осколки и грязь, но больше размазав последнюю, и включил. Оперся руками о стол и ссутулился, ожидая, пока нерасплескавшиеся остатки воды закипят. Кто и зачем доставляет посылки таким образом?

— Они уезжают, хочешь спросить что-нибудь? — Голос матери прозвучал так близко, что Алекс вздрогнул — не услышал ее шагов.

— Вызовут еще сто раз, — процедил он, поднял голову, и, передумав, вышел на крыльцо.

Почти рассвело, будто и не было длинной бессонной ночи. Одна из двух патрульных гравимашинок уже пропала, около второй разговаривали двое мужчин. Алекс подошел поближе, машинально расчесывая пальцы, поймал взгляд повернувшегося полицейского и спрятал руки в карманы.

— Хотел спросить, извещается ли «Поддержание» о подобных инцидентах? — начал он, но терминал в машине ожил, привлекая внимание.