Книга По регламенту – враги, страница 10 – Майя Фабер

Не одеждой — она была адаптирована. Не походкой — хотя и в ней могли найтись отличия.

Глазами. Мои — слишком светлые. Его — слишком внимательные. И тишиной вокруг нас. В этом мире все кричало, а мы — молчали.

Меня захватывало все новое в городе. Многоуровневые экраны с голографическими объявлениями, автоматы с едой, которые реагировали на приближение, уличные художники, рисующие прямо по воздуху цифровыми перчатками. Магазины, где одежда меняла цвет в зависимости от освещения. Люди — шумные, разноцветные, свободные. Живые. Я ловила запахи — пряные, сладкие, обжигающие. И каждый вдох приносил новую сенсацию.

У уличного продавца Кел купил два напитка в прозрачных стаканах с трубочками. Один протянул мне, не спрашивая.

— Что это? — настороженно спросила я, понюхав.

— Какой-то популярный вкус у людей. Думаю, лимон. Или средство для мытья полов. Об этом тоже было в описаниях мира. Но оно хотя бы холодное.

Я сделала глоток. Вкус ударил по рецепторам — кислый, химический, следом — обжигающе сладкий. Я сморщилась, но не выплюнула.

Кел заметил. Конечно, заметил. Его взгляд скользнул по моим губам, задержался на них чуть дольше, чем стоило бы. Сердце дернулось. Я заставила себя сделать еще глоток, чтобы не сказать глупость.

— О, ты умеешь терпеть, — произнес Кел с легкой насмешкой. — Впечатляет.

— Я умею не тратить время на столь бессмысленные шутки над другими, — парировала я.

— И все же гуляешь со мной.

Я бросила на него взгляд из-под ресниц.

— Это временно, — сказала я, и голос прозвучал чуть ниже, чем того хотела.

— Как и все хорошие вещи, — тихо ответил Кел.

Почти как прикосновение.

Мы зашли в небольшую галерею с витриной, на которой красовалась надпись: «Современное искусство».

Внутри — вспышки цвета, хаос форм, контрасты, от которых рябило в глазах. Таблички уверяли: здесь — глубинный посыл. Я видела только иронию. Пространство было пустым, как недосказанность. Но каким-то странным образом — не отталкивало.

Кел останавливался у каждой экспозиции и делал вид, что размышляет с академическим выражением лица.

— Это, по-моему, изображение боли, — задумчиво сказал он, указывая на предмет, напоминающий перевернутую табуретку, обмотанную проводами.

— Это стул, — сухо ответила я.

— Ну, иногда это одно и то же.

Я не удержалась. Засмеялась. По-настоящему. В голос.

С неожиданной легкостью, словно что-то внутри сорвалось с крючка.

Кел замер. Посмотрел на меня, будто услышал звук, которого давно не встречал. Что-то редкое, живое и бесценное.

— Все-таки, — тихо сказал он, — ты гораздо опаснее, когда смеешься.

Я перестала. Но смех остался внутри. Пульсировал теплом и страхом. Потому что я не хотела признавать, как легко Кел заставил меня расслабиться. Как просто разжал пальцы, в которых я держала контроль.

Он ненавязчиво подошел ближе. Без резких движений. Просто встал рядом, плечом почти касаясь моего. Я почувствовала тепло его кожи через тонкую ткань.

— Мне нравится, когда ты настоящая, — прошептал он. — Без маски и без защиты.

Я повернулась к нему. И впервые за все время не нашла что ответить.

Потому что он был прав. Потому что это было слишком.

И потому что часть меня хотела услышать это снова.

Мы вернулись, когда город уже утонул в огнях.

Небо было черным, как разлитая тушь, глубоким и непроницаемым, а улицы светились так ярко, что слепили глаза: неоновые вывески пестрели всеми возможными цветами, рекламные экраны переливались и мигали, автомобили проносились потоком света и теней. Тысячи крошечных окон, похожих на звезды, казалось, сверлили меня насквозь. Или… может быть, вовсе не от этого так ломило виски. Может, это происходило потому, что рядом с Келом в моей душе становилось опасно тихо, словно мир снаружи переставал существовать, сужаясь до пространства между нами.