Книга Самайн у ведьмы пограничья, страница 108 – Уоллис Кинни

– Только не прошлая, – напоминаю я себе вслух, начиная расстегивать вечернее платье. Прошлая ночь была идеальной: я провела ее, дремля под теплыми одеялами в теплых объятиях. Возможно, поэтому так хорошо выгляжу сегодня утром. Просто удивительно, что хороший отдых может сделать с тем, кто давно им не наслаждался.

Я быстро привожу себя в порядок. Отказываюсь от идеи помыться, поскольку Мэтью, без сомнения, воспользуется возможностью, чтобы снова отвлечь меня. Какой бы привлекательной ни была эта мысль, у меня нет времени. Вместо этого я переодеваюсь в теплую, но легкую плиссированную шерстяную юбку и темно-сливовую блузку с пышными рукавами. Не совсем идеально для готовки, но рубашка довольно привлекательно на мне смотрится. Я быстро собираю волосы в косу, а выбившиеся пряди оставляю так, чтобы они красиво обрамляли мое лицо. Мазнув по губам малиновой помадой и сунув кристалл розового кварца в карман юбки, я осмеливаюсь открыть дверь спальни.

В коттедже пахнет свежим кофе. Мэтью сидит в моем кресле для чтения, Мерлин свернулся калачиком у него на коленях, и к этому зрелищу я постепенно начинаю привыкать. Мэтью переоделся в вязаный кремовый свитер и темные джинсы и пьет из моей керамической кружки. На кухонном столе, под шкафчиком для специй стоит мой френч-пресс, наполовину заполненный кофе. Беру немного оттуда и доливаю молоком, наблюдая, как черное и белое смешиваются в светло-бежевые тона. Когда я делаю глоток, не удивляюсь, что на вкус кофе отдает корицей.

Дождь барабанит по кухонному окну. Крыша особняка едва видна сквозь пелену воды. Гадая, встали ли уже Миранда или Селеста, я хмурюсь.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Мэтью, подходя ко мне сзади и небрежно прислоняясь к кухонному столу.

– О том, что плохая из меня хозяйка. Мне следовало принести сестрам завтрак.

Мэтью удивленно качает головой.

– Твои сестры взрослые женщины. Они могут сами о себе позаботиться.

Он прав. Но мама огорчилась бы, что гостям в ее доме придется обслуживать себя самостоятельно. В груди вспыхивает негодование. Почему я должна вечно жить с оглядкой на желания матери? За этой мыслью немедленно следуют гложущее чувство вины и уродливый, жалкий призрак горя.

– Что такое? – тихо спрашивает Мэтью, ставя кружку с кофе на стол и подходя ко мне. Мое отчаяние, должно быть, написано у меня на лице.

– Я совершенно запуталась, что должна думать. Обо всем, что произошло на этой неделе. Обо всем, что я узнала о своей матери. О Короле, Что Внизу. А еще о тебе. Я продолжаю метаться между волнением и счастьем, ощущением глубокого предательства, страхом и замешательством.

Мэтью обхватывает ладонями мое лицо.

– Вряд ли кто-то стал бы винить тебя за то, что ты сбита с толку, – мягко говорит он.

– Я все еще скучаю по ней, – шепчу я. Он кивает, ничуть не удивленный. – Но почему? После всего, что она сделала!

Мэтью вздыхает.

– Она не первая, кто обратился к запретным вещам в момент отчаяния. И именно люди, которые боятся темных ремесел, с наибольшей вероятностью им и подвергнутся, – печально говорит он. – Это не значит, что мы не можем любить тех, кем они были прежде: пока их не заразила власть.

– Забавно слышать, как ты ее защищаешь, – отмечаю я.

Мэтью выглядит задумчивым, осторожно убирая несколько выбившихся прядей волос с моего лица.