Книга Лекарка поневоле и опять 25 примет, страница 6 – Ульяна Муратова

Да, вот уж, действительно, всем тайнам тайна.

Нас ожидали двое: немолодой мужик с выбитыми зубами и следами былой красоты на лице и его годящийся скорее во внуки сын — греческий бог. Идеальный, точёный профиль, смоляные кудри средней длины, небрежно спадающие на широкие плечи, словно светящаяся изнутри медовая кожа, преступно длинные для мужчины ресницы… Любой актёр при виде этого Аполлона рыдал бы кровавыми слезами зависти.

— Что-то случилось? — спросила я, отрываясь от созерцания мужского великолепия.

— Ясного вечера, госпожа целительница, — отозвался греческий бог бархатистым голосом. — У отца вон зуб разболелся. Вылечить бы…

И так он это сказал, будто все звёзды с неба пообещал.

Луняша восторженно всхлипнула и размякла.

Я несколько удивилась, ведь для того, чтобы зубы болели, требовалось как минимум их наличие. Мужик с виду похвастаться таковым не мог, а когда открыл рот, я решила уволиться, забрать Шельму и уйти жить в лес отшельницей. Там такая разруха… действительно, не в клозетах, а в головах.

— Значит так, по зубам я не специалист, поэтому дам противовоспалительное и обезболивающее, но зуб нужно удалить. У меня ни инструментов…

«Ни желания, ни перчаток латексных, ни костюма химзащиты…» — подумала я, но вслух ничего не сказала. Всё же есть такое понятие, как медицинская этика. А мы, как говорит местный староста, не без понятиев.

— Да куда ж мы поедем-то? На какие барыши? Погорельцы мы… Вы уж полечите его, пожалуйста, — вкрадчиво попросил греческий бог.

Чем я могла полечить чёрные от кариеса пеньки зубов? Прикладыванием подорожника?

Парень умоляюще взял меня за руку и посмотрел огромными чёрными очами прямо в душу. А я… даже не дрогнула.

Хорош, конечно, но затаённой сумасшедшинки в глазах нет. Нос слишком ровный, без хищной горбинки — скучный какой-то. Фигура пропорциональная — тоже скучная. Кудри эти лежат, будто их трое стилистов укладывали, ни в стороны не торчат, ни в колтуны сбиться не норовят. Кадык вообще дурацкий — его еле видно. Ресницы смотрятся, как опахала приклеенные. И губы… полные, ярко очерченные, но вот абсолютно неинтересно, как они целуют.

— Могу обезболить и воспаление снять, — ответила я, забирая руку. — Но зуб удалять или лечить нужно будет в другом месте. Я не зубной врач.

Такой вариант пациентов устроил, хотя я подозревала, что через неделю увижу их снова.

Когда за ними закрылась дверь медкабинета, Луняша тихонько протянула, глядя греческому богу вслед:

— Манкий такой…

— А мне не понравился, — из чувства противоречия высказалась я.

Хотела добавить, что Эрер куда привлекательнее, но вовремя прикусила язык.

Осознание того, насколько крупно вляпалась в чувства к домашнему особисту, пришло позже, когда Луняша уже ушла, а мы с Шельмой собрались прогуляться в лесу.

Ощущение одиночества и непонятности накатило такое, что хоть вой.

Да, может, я и выбралась из Армаэсской ямы долгов и презрения селян, но… что я буду делать в этом мире? Шельма, ещё не достигшая возраста экзистенциальных кризисов и приступов саморефлексии, с мявами носилась по высокой траве, гоняя лунных бабочек, и я попыталась смириться с тем, что отныне со мной будет лишь она.

Ну… и чёрт с ним!

Отогнав подальше упадническое настроение, решила вот что: Эреру лучше было уйти, потому что удержать его обманом или утаиванием я бы всё равно не смогла.