Книга Лекарка поневоле и опять 25 примет, страница 9 – Ульяна Муратова

— У меня нос большой, — рыдая, указала она на самый обыкновенный нос.

— Луня, ты красивая девушка. Ты неправильно слова этого Давлика интерпретируешь. Он пришёл зачем?

— Зачем? — эхом отозвалась она.

— Гулять тебя звать. Значит что?

— Что?

— Ты ему нравишься. Иначе зачем ему тебя звать куда-то? А потом ты… дала ему понять, что он для тебя недостаточно хорош, вот он от обиды и назвал тебя навозной принцессой.

— Это потому, что меня братья в навозной куче изваляли, а все видели-и-и, — вдруг зашлась она в новом приступе рыданий. — И даже он виде-е-ел…

— Как иначе, вы росли рядом, конечно, он много чего видел. Ну видел и видел, а гулять всё же пришёл позвать.

— Так я ему что, нравлюсь, что ли? — вдруг оживилась Луняша.

— Возможно, — уклончиво ответила я.

— Так я ему наподдам! — загорелась помощница.

— А это уже жестоко. Получать тычки от девушки, которая нравится — очень болезненно для самооценки, а Давлику и так с мамашей не повезло. Будь выше этого. Просто не обращай внимания. Если тебе человек не нравится, это ещё не повод его унижать.

— Он первый начал! — обиженно всхлипнула она.

— Ну… ты ему сказала грабли убрать и недоумком назвала. А до этого он тебя защищал, между прочим. Не мамашу свою от тебя, а тебя от неё.

Широко распахнув глаза и пухлый рот, Луняша зависла на добрых полминуты.

— Так я ему что, правда нравлюсь? — ошеломлённо прошептала она.

Я пожала плечами, не зная, правильно вмешалась или нет. С одной стороны, мне этого Давлика было жаль. Сложно расти рядом с такой мамашей. С другой — он уже не ребёнок, если не начнёт огрызаться, то так и застрянет подле неё без права на личную жизнь и собственные решения. Выбор за ним.

— Иди лучше сходи за Талкой и её малышом, — напомнила я, когда увидела, что помощница успокоилась окончательно.

— Так поздно уже. Вон, темнеть скоро начнёт… — с неохотой возразила она.

В этот момент в дверь забарабанил Амезег:

— Таиська! Таиська! Там бате моему плохо… Помирает!

Луняша тут же вскочила на ноги и умоляюще посмотрела на меня. Я подхватила лекарскую корзинку и с готовностью выбежала на крыльцо.

Кто там помирать надумал? Ну уж нет, только не в мою смену!

Нужный дом находился через реку, на другом конце села, и ещё никогда оно не казалось мне настолько огромным. Мы бежали втроём — я, Луняша и Амезег. За нами следом с гиканьем пристроилась гурьба детишек, и вскоре мы уже неслись толпой, обгоняемые быстроногими мальчишками, которые наверняка и не знали, куда и зачем мы торопимся.

У незнакомого крыльца тоже толклись люди. Наша толпа схлестнулась с уже собравшейся и растворилась в ней, как молоко в горячем чае.

В доме было темно, несмотря на светлый вечер.

Снаружи по лазурному небу лились реки из взбитых сливочных облаков, изумрудная зелень шелестела нежности, обнимаясь с летним ветерком, а внутри была тяжёлая, угрюмая обстановка. Переступаешь порог — и словно из чистой речной воды попадаешь в тёмную трясину болота.

Вокруг скорбно шмыгали носами многочисленные родственники, в углу подвывала малознакомая грузная баба. Как же её звали? Нет, не помню. Помню только, что у её мужа тоже были камни в почках.

Посередине главной комнаты дома, прямо рядом с белёной печкой, на обеденном столе, застеленном толстым одеялом, неподвижно лежал дед. Старый, морщинистый, худой, он казался не просто смуглым, а скорее зеленоватым, отчего напоминал упыря.