Книга Альфа для центавры, страница 39 – Людмила Вовченко

— Я ревную, — неожиданно сказал Каэль, не отрываясь от узора. — К ножам, к воде, к воздуху, к этим нитям. Ко всему, что ты держишь, кроме нас.

— Это мимо, — ответила Татьяна. — Я держу вас тоже. Просто руки не на всех сразу хватает.

— Хватает, — влезла Алла, не поднимая головы. — Я наблюдаю. Спокойно, эстетично.

— Будь эстетична тихо, — попросила Лина.

— Тихо — это не ко мне, — призналась Алла. — Но буду стараться.

* * *

После ремесла — смех по расписанию. Он случился сам, когда Яна попыталась «слепить» из волокон кошку, и кошка вышла как жираф. Дом назвал это «экспериментальной флорой» и предложил горшок. Алла учила нити «держать настроение», и они в ответ завились в завитушку в форме вопросительного знака.

— У вас тут магия без магии, — сказала Олеся. — Я ещё вчера не верила.

— Это не магия, — возразил Элиан. — Это привычка мира отвечать вместо сопротивляться.

— Мир вежливый, — фыркнула Олеся. — Вежливость — самый хитрый обман. Вчера Татьяна так сказала.

— И вчера это было про чужих, — вступилась Татьяна. — А здесь — про свой дом.

Смех стих сам. На миг стало тихо, как в церкви, куда заходишь «подышать тишиной». У Татьяны вспыхнула память — не резкая, просто яркая: Земля, осень, автобусный дождь на окне, кухня, где дочь шепчет стихи, и её собственное «держи, держи, держи». Она моргнула, оставив память там, где ей место: в кармане души.

— Тань… — окликнула Лина мягко, — ты где?

— Домой, — отозвалась Татьяна. — Здесь. Всё хорошо.

* * *

Вечером — круг у галереи. Купол горел мягким, как лампа у изголовья, светом. Океан рассказывал длинные истории — те, где герои, как вода, не устают возвращаться. Женщины расселись по ступеням, кто-то на пол — ближе к тёплому камню, кто-то на лавки — ближе к воздуху.

— У нас сегодня новая практика, — объявила Татьяна. — Танец. Без акробатики. Без «прижмись». Сначала — с собой, потом — с домом, потом — если захочется — с кем-то из… — она повела рукой в сторону троицы, — сопровождающих.

— Я всегда хотела танцевать с камнем, — задумчиво сказала Олеся. — Он не наступает на ноги.

— Он и не ведёт, — заметила Полина.

— Значит, я буду, — кивнула Олеся. — В первый раз — можно.

Музыка появилась неоткуда: струны деревьев у кромки, вода у перил, воздух под куполом. Дом подмешал тёплый бас — как дыхание.

Татьяна закрыла глаза. Сначала танцевала одна — едва-едва, так, что движения больше чувствовались, чем виделись: плечи, шея, запястья. Тело вспоминало, что оно не только «держит», но и «живет». Потом подошёл Рион — не близко. Просто встал напротив, подал руку. Тёплые пальцы. Надёжные.

— Разрешишь? — спросил он.

— На один круг, — сказала она. — Без давления.

Он не давил. Он слушал. И от этого танца в груди стало легче: как будто ей дали подложку — мягкую, нескользкую. Она не ступила ни разу «не туда». «С тобой легко», — подумала она и увидела в его взгляде: «с тобой — тоже».

Музыка сменилась. Воздух стал тоньше. Слева вырос Элиан — он не взял за руку, а просто вошёл в один ритм: его ладони не коснулись её — и это было ещё ближе. Танец без касания оказался интимнее прикосновений. Серебро в его глазах ловило свет — и отдавалось. «Ты как тень света», — мелькнуло у Татьяны, и он улыбнулся, будто услышал.

Музыка снова поменялась. Тяжелее, ярче. Каэль стоял, упершись плечом в колонну, как будто его сюда пригвоздили. Он смотрел в сторону — нарочно. Татьяна подошла сама. Встала рядом. Сначала — не смотря. Потом — повернула голову.