Книга Альфа для центавры, страница 36 – Людмила Вовченко

— А если они красивые? — вдруг спросила Нина и тут же покраснела.

— Тогда особенно громко скажем «нет», — сказала Татьяна. — Потому что красота — самый хитрый обман.

Элиан слушал и улыбался краешком губ. Рион молчал, но готовил защитное поле. Каэль ворчал:

— Смех смехом, но если хоть один шагнет ближе — я сожгу.

— Сначала скажем, потом сожжём, — поправила Татьяна. — У нас порядок.

* * *

Вечером купол действительно изменился. Воздух стал плотнее, будто ожидал удара. Женщины встали кругом у воды. Гребни мягко светились. Трое — чуть в стороне, но в одном дыхании с ними.

И тогда снаружи появился свет. Не корабль, не вспышка — тень, подсвеченная изнутри. Фигуры. Высокие, тонкие, будто сделанные из полупрозрачного стекла. Они не двигались, только стояли у самой Кромки.

— Мы знаем, кто вы, — сказал один из них, и голос прошёл сквозь купол, как сквозь воду. — Вы — новые. Вы — смех. Мы хотим вас.

Татьяна шагнула вперёд, ладони открыты. Внутри дрожало всё, но голос был ровным:

— Мы — дом. Мы — круг. Мы — смех. Мы — «нет».

— «Нет», — повторили женщины хором. Гребни вспыхнули ярче, водопад за их спиной загудел низко. Дом мигнул «кухонной лампой».

— Мы вернёмся, — сказали тени. — Мы терпеливы.

— А мы громкие, — парировала Татьяна. — И вы нас услышите.

Фигуры дрогнули, как вода от ветра, и растворились в тьме. Купол снова стал прозрачным. Песня Кромки стихла.

Женщины выдохнули почти одновременно. Алла первой прыснула:

— Ну и театр. Я репетировала «ой, нетушки», а тут всё так серьёзно!

Нина засмеялась и, сама не ожидая, добавила:

— Но я сказала «нет». Громко. И мне понравилось.

Татьяна села на камень, чувствуя, как дрожь уходит из пальцев. Элиан сел рядом — тихо, как тень. Рион поставил руку ей на плечо. Каэль усмехнулся:

— Ты сказала красиво. Я бы добавил огня.

— Успеешь, — ответила она. — У них будет ещё не один заход.

Дом над ними показал слово мы — не «дом», а именно «мы». И это было сильнее любой победы.

* * *

Эта ночь стала другой. Женщины смеялись дольше, чем обычно, но смех не был бронёй — он был песней. Купол слушал, вода запоминала, а Татьяна думала только одно: «Теперь у нас есть голос. И у меня — тоже».

Глава 9.

Соль, смех и ревность

Утро было домашним до неприличия. Дом включил «кухонную лампу» сам, не дожидаясь просьбы, и упрямо держал её, даже когда солнца под куполом стало два и оба расправили плечи. Воздух пах горячим хлебом и травой, а из ванной тонкими струями вились облачка пара — будто дом варил для всех суп из тишины.

— Кто храпел? — невинно спросила Алла, выходя с полотенцем на голове и глянув на Татьяну слишком честными глазами.

— Дом, — отрезала Лина. — Он вчера радовался.

— Дом мурлыкал, — уточнила Яна. — Я записала в каталог звуков: «мурлыканье — доместик, тип редкий».

Нина вышла следом, виновато жмурясь:

— Это я стучала зубами. От счастья.

— От счастья — стучат ложками, — рассудила Олеся. — Но пусть будет и так.

Татьяна смеялась краем губ. Ночь прошла ровно: ни снов про аукцион, ни ледяных провалов под рёбрами. Только раз, совсем перед рассветом, она проснулась от тихого шёпота воды в «зеркальнике»: там, где вчера её ладонь оставила обещание помнить. Шёпот был без слов, как детская песня, — и этого хватило.

— План, — объявила она. — Утром — вода для расслабления, днём — дом и ремесло, вечером — круг у галереи. Сегодня добавим смеха официально: расписание смеха — после полдника.