Книга Альфа для центавры, страница 33 – Людмила Вовченко

— Пусть увидят, что мы — не витрина, мы — хор. И если им нужен звук, то они услышат не шёпот, а «нет» хором. Но сначала — смех.

— Смех? — переспросила Нина, словно примеряя слово «оружие» к слову «смех».

— Смех — это голос, — ответила Татьяна. — Он лечит дом. И ранит тех, кто ненавидит живых.

— Это красиво, — сказал Элиан. — И разумно.

Каэль хмыкнул, но усмехнулся. Рион коротко кивнул. Полина отступила на шаг, чтобы не закрывать вид. Яна уронила фрукты — по делу, для света.

Татьяна шагнула в центр. Под ногами было тепло — камень запомнил их ступни. Водопад взял ноту повыше, будто подпоёт.

— Земные, — сказала она. — По моей команде. На счёт три — смеёмся. Сначала — тихо, потом — громче. Без крика. Мы смеёмся как дома. И держим взгляд. Не в купол, не в воду — друг на друга.

— Мы всегда так смеялись, — сказала Лина.

— На Земле — нет, — отозвалась Татьяна. — Смотрели в стол, в телефон, в окно. Теперь — в лицо. Раз. Два. Три.

Это был не хохот и не визг. Это был настоящий, тёплый, разный смех. Нина сначала просто хихикнула — ровно на один слог, но этот слог поймали Лина и Алла и добавили свой. Олеся дала низкий, бархатный звук, тот, что обычно прячет под сарказмом. Яна — как солнечный зайчик на стене. Полина — раз за разом, как пульс. Татьяна — ровно, как метроном, но в конце позволила себе сорваться на ноту выше. Водопад загудел богаче. Купол отозвался дрожью.

Тонкая травинка-маркер дернулась — как игла на записи. Цвет её сбился, из зелёного стал белым, как будто не понял фон. Нить к камню дрогнула, но рионовы ладони держали камень «глухим». Элиан тихо повёл рукой — и вокруг маркера сложился пузырь, как мыльная капля. Каэль вдохнул — и капля осторожно отлепилась от коры, зависнув в воздухе.

— Готово, — сказал Элиан.

— Подарим им нашу запись, — предложила Татьяна. — Пусть знают, что «совместимость» у нас — с домом, с водой и друг с другом. А не с их сметами.

— И пусть подавятся, — добавила Алла.

— Это уже избыточно, — заметила Полина, но улыбнулась.

* * *

Когда «мостик» погас и растворился в ладони Элиана, все будто выдохнули. Дом под куполом дал сладкий воздух. Водопад снова стал равномерным. Гребни на головах женщин мягко теплились.

— Это место — наше, — сказала Татьяна. — Не только для смеха. Для разговоров. Для молчания. Для планов. Здесь будем встречаться. Раз в недел

ю — точно. Кто сможет — чаще.

— Назовём? — предложила Яна.

— «Остров голоса», — тихо сказала Нина.

— Поддерживаю, — откликнулась Лина. — Потому что здесь звучит то, что обычно молчит.

— «Остров голоса», — повторила Татьяна. — Принято.

На мгновение всё стало слишком правильным — вода, хлеб, гребни, мост, трое у кромки… И в эту правильность как раз вошёл чужой звук — не грубый, не наглый, но чужой. Вдалеке, за куполом, в сторону Кромки, воздух разрезало короткое «цззз» — как если бы кто-то запустил тончайшую пилу. Дом не испугался — напрягся. Песня Кромки взяла нижнюю октаву.

— Слышите, — сказал Элиан.

— Слышу, — ответила Татьяна. — И говорю: сегодня — девичник. Мы не отменяем жизнь из-за чужих пил.

— Но ускоряем сбор, — вставил Каэль. — Без паники.

Собирались быстро, но без суеты. Круг «закрыли» так, как учила Саира: ладони на сердце — вдох, ладони к воде — выдох, ладони к небу — спасибо. Гребни сняли и убрали в общий мешочек — чтобы не терялись. Хлеб — в корзину. Фрукты — в ладони. Нина — к Татьяне.