Книга Альфа для центавры, страница 34 – Людмила Вовченко

— Я не боюсь, — шёпотом сказала Нина в плечо. — Я хочу. Домой.

— Идём, — ответила Татьяна.

Мост из света вытянулся снова. Под куполом пахло настороженно — как перед грозой, которой не будет. На дальнем выступе трое были уже ближе; они шли рядом — не перегораживая путь, но создавая стену, воздух и огонь. Рион взял у Лины корзину, будто это было его рождение. Элиан держал ладонь у воды, и вода становилась «тише». Каэль взглядом выжигал всё лишнее на пути.

— Скажи мне «умница», — попросила Алла у Татьяны, словно переводя собственную тревогу в игру. — Я иду тихо. И рот держу.

— Ты — умница, — сказала Татьяна. — Но рот всё равно будем проверять.

Алла всхлипнула — со смехом.

— Тань, — Лина чуть коснулась её локтя, — ты чувствуешь, что теперь мы идём как группа, а не как стая?

— Чувствую, — кивнула Татьяна. — И я чувствую, как дом улыбается.

— Дом улыбается, когда ты не забываешь про «кухонную лампу», — шепнул Элиан сбоку.

— И про «нет» хором, — добавил Каэль тоже слишком близко, но так, что воздух не сгорел.

— И про хлеб, — резюмировал Рион и поднял корзину повыше. — Порядок — это еда, вода и слова. Остальное — приложение.

* * *

Вечером дом снова пах хлебом. Гребни лежали на столе, как светлячки. Женщины уселись парами, тройками, кружками; смех знал, где ему быть, слёзы — тоже. За куполом тонкая пила ещё раз пропела на одном дыхании и успокоилась, как будто «с той стороны» кто-то понял: сегодня среди этих людей лучше не шуметь.

— Мы молодцы, — сказала Алла, и никто даже не возразил.

— Мы — «мы», — поправила Татьяна. — И у нас теперь есть место. С голосом.

— Тогда я зажгу… — Яна поднялась и коснулась плафона на потолке. Дом понял её жест: в углу вспыхнул маленький тёплый круглый свет — почти точная копия той самой кухонной лампы.

— На «если что», — сказала Татьяна.

Дом тише, чем дыхание, показал слово дом в углу стены. И это слово было не указателем, а признанием: да, здесь — дом. И у дома есть голос.

Татьяна увидела, как трое смотрят на это слово каждый по-своему. Элиан — будто слышит музыку, которую оно поёт. Рион — как на щит, которым можно прикрыть. Каэль — как на угли, которые можно раздувать или беречь.

Она подняла чашу.

— За «мы», — сказала она.

— За «мы», — отозвались в круг. И вода в чашах на секунду вспыхнула светом — как будто запомнила.

Где-то за Кромкой кто-то терпеливый снова переставлял свои «сметы». Пускай. Здесь сметы не работали. Здесь работал смех, вода и слово «нет» — хором. И это была самая правильная арифметика, какую знала Татьяна.

Глава 8.

Подсветка теней

Утро началось с дождя. Не того, что льётся стеной, а тонкого, прозрачного, как будто кто-то сверху высыпал горсть стеклянных нитей. Под куполом каждая капля сияла, отражая два солнца — зелёное и золотое. Воздух пах так, словно смешали мяту, свежий хлеб и железо. Женщины стояли у открытых проёмов и протягивали руки, ловя капли на ладони.

— Оно тёплое, — удивлённо сказала Нина. — На Земле дождь всегда холодный.

— У нас дождь всегда злой, — заметила Олеся. — Здесь он как чай. Только без сахара.

— Дом делает фильтр, — объяснил Элиан, появившись бесшумно. — Дождь проходит через тонкую сетку света. Он не только вода, но и память купола.

Татьяна тоже подставила ладонь и поймала три капли. Они катились по коже медленно, как будто не спешили падать. «Дождь помнит нас», — подумала она. И впервые за эти дни не почувствовала тревоги — только лёгкое, почти детское счастье.