Книга Гарем для сестры султана, страница 33 – Людмила Вовченко

Той ночью собрались женщины.

Не наложницы, не танцовщицы, не жёны, а те, чьи слова решали судьбы государств.

* * *

Тайная комната за серебряной ширмой была скрыта от посторонних глаз.

Здесь нельзя было оставлять стражу или слуг. Даже Лейле Джасултан велела остаться за дверями.

За столом, покрытым тканью с узором змей и роз, собрались пять женщин.

Каждая — властная и опасная.

Жасмин-бей, вдова влиятельного шаха, известная как торговка алмазами и ядом.

Мехрихан-хатун, молодая правительница северного города, что славилась своими армиями из женщин-лучниц.

Гюль-Азиза, хозяйка тайных дорог и контрабанды.

И Рана бинт Фахир, падчерица одного из самых жестоких правителей пустынь, которая сама управляла кочевыми ордами.

Но главой стола была она.

Джасултан.

В золотом халате, с босыми ногами, с тонкой диадемой на лбу, что сверкала, словно второй полумесяц.

Она сидела, опершись на ладонь, и её взгляд скользил по лицам собравшихся, как кинжал по бархату.

— Вы знаете, зачем я вас позвала, — начала она без предисловий, её голос был негромким, но в нём чувствовалась властная нота. — Мы, женщины, давно правим в тенях. Через мужчин, через постель, через яд.

Но я предлагаю иной путь.

Все переглянулись, но молчали, слушая.

— Союз, — продолжила Джасултан. — Настоящий, нерушимый.

Без клятв мужчин.

Без вмешательства султанов.

Без торговли детьми или землями.

Она наклонилась ближе, её волосы скользнули по плечам, словно струи чёрного шёлка.

— Союз женщин-властительниц.

Каждая из нас сохраняет свою власть, но мы обмениваемся защитой, знаниями, торговыми путями, войсками и… если потребуется, ядом.

Жасмин-бей усмехнулась первой, её губы изогнулись хищно.

— Ты хочешь собрать круг тех, кто может свернуть горы… но без мужчин?

— Я хочу собрать тех, кто давно их уже свернул, — ответила Джасултан, её голос был словно сладкий воск.

— А если одна из нас предаст? — спросила Мехрихан-хатун, щурясь, словно лиса.

Джасултан взяла с подноса тонкий кинжал с нефритовой рукоятью, положила его посреди стола.

— Каждая из нас сейчас положит руку на этот кинжал и произнесёт клятву.

Кто предаст — умрёт.

Кто нарушит слово — потеряет всё, до последней нитки.

Но кто останется верен — обретёт власть, о которой мужчины даже не мечтали.

Гюль-Азиза рассмеялась, сладко и слегка пьяно:

— Звучит как хорошая сделка… особенно если она скрепляется кровью.

Одна за другой женщины медленно клали ладони на кинжал.

Сначала Жасмин-бей. Потом Мехрихан-хатун. Затем Гюль-Азиза и Рана.

И, наконец, Джасултан положила свою руку поверх их.

— Клятва сестричества, — прошептала она, и её голос будто запел.

Все они вместе произнесли слова, которые не должен был слышать никто.

И когда руки убрали, на каждой ладони остался тонкий след — едва заметный знак, как отпечаток луны.

* * *

После клятвы женщины откинулись на подушки, и в комнате зазвучал другой разговор — более лёгкий, но не менее опасный.

Вино лилось, сладкие фрукты таяли на языке, а разговоры шли уже о личном.

— Говорят, ты приручила Саида, как кошку, — хихикнула Гюль-Азиза, играя браслетом на щиколотке.

Джасултан лишь усмехнулась, глядя на бокал.

— Пусть так и думают.

Жасмин-бей склонилась чуть ближе, её голос стал чуть хриплым.

— А сама-то ты не хочешь его в своей постели?

Джасултан улыбнулась лениво, словно дразня: