Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 28 – Людмила Вовченко

Он увидел сапоги с каплями ещё не до конца вытертой воды. Вдохнул — уловил незнакомый запах: древесный дым вперемешку с чем-то мыльным, травяным, чуть едким. Не от дешёвых духов, не от благовоний — от новшества.

«Свежее, — отметил он неожиданно. — Вдова свежая. Бывает».

— Воевода Добрыня, — представился он, хотя все и так знали. — Брат мой Илья… у вас? Его ли вы лечите?

— Его, — кивнула Милана. — Жив. Дышит. Ест. Ругается пока слабо, но это поправимо. Могу провести, сами увидите.

Воевода чуть дернул уголком губ. То ли от облегчения, то ли от раздражения её манерой.

— Вести меня не надо, — сказал он. — Я и дорогу до избы знаю. Мне хотелось сперва понять, кто вы такая.

— Я — вдова, которая не хочет лишних покойников, — спокойно ответила Милана. — И фельдшер.

— Кто? — не понял он.

— Лекарь полевой, — пояснила она. — Тот, кто с раненым рядом, когда совсем худо. Не в городе под крышей, а прямо там, где кровь. Я такой и осталась. Только кровь теперь не в моём мире, а в вашем.

Он прищурился.

— Вы говорите странно.

— Я вообще странная, — согласилась Милана. — Но помогают мои странности людям. Вам этого достаточно?

Во дворе кто-то тихо охнул. Знахарки переглянулись: так с воеводой ещё никто не разговаривал.

Добрыня медленно спрыгнул с лошади. Движения — точные, выверенные, как у человека, привыкшего к бою.

— Пойдёмте, — только и сказал он.

* * *

В избу Ильи он вошёл первым. Милана — следом. Остальные повисли у порога, как связка чеснока — никого явно не приглашали, но уйти от зрелища они тоже не могли.

Илья, услышав шаги, шевельнулся, приподнял голову. Щёки его уже не горели пунцовым, но были чуть розовыми. Глаза — ясные, хоть и подернутые слабостью.

— Брат… — выдохнул он. — Пришёл…

Добрыня сделал два шага и остановился у лавки. На миг в его лице исчезло всё: и воеводская суровость, и настороженность, и гордость. Осталась только человеческая боль — та самая, которую стараются не показывать никому.

— Глупый ты… — тихо сказал он. — Куда полез? Ради чего? А? Дружинник…

— Ради чести… — попытался улыбнуться Илья. — И… ради того, чтобы ты мной гордился.

— Я тобой и так горжусь, — отрезал Добрыня. — Но мог бы гордиться и живым.

Милана отвернулась на секунду, чтобы скрыть собственный ком в горле. Потом взяла себя в руки.

— Воевода, — сказала она строго, — если вы сейчас разревётесь, у него жар вернётся. Сильные эмоции пока вредны. Орать будете позже. На дворе. На старосту.

Добрыня медленно перевёл на неё взгляд.

— Вы учите меня, где мне орать? — спокойно уточнил он.

— Я вас учу, как брату вашему не сдохнуть от вашей же любви, — не менее спокойно ответила Милана. — Можете считать это дерзостью, можете — заботой. Мне всё равно. Я работаю.

Она подошла ближе, проверила повязку, пригладила холст. Потом, не задавая вопросов, взяла кружку, налила в неё отвар, подула, поднесла Илье.

— Пей, — мягко сказала. — Твой брат пришёл, так хоть не подведи его, не помирай раньше времени.

Илья осилил несколько глотков. Жар убывал потихоньку, но был ещё далеко от нормы.

Добрыня всмотрелся в повязку, в ровный узел, в чистоту краёв раны.

— Тут… — медленно произнёс он, — нет сала. Нет паутины. Нет… грязи.

— Наблюдательный, — одобрила Милана. — Да, тут чисто. Потому что мы это всё вымыли. И продолжим мыть.

Он приподнял бровь: