Книга Фельдшер-как выжить в древней Руси, страница 55 – Людмила Вовченко

— Баарыня! Воевода! Там… там такое!.. Такое…

— Акулина, — простонала Милана. — Что в этот раз? Кто уронил что? Кто кашляет? Кто умер? Кто женится? Кто опять решил, что беременный?

— Нет, хуже! — выпалила та. — В деревне новый слух: будто вы оба… того… ну… смотрите друг на друга!

Тишина.

Добрыня моргнул.

Милана медленно опустила котёл.

— Мы… — Милана начала спокойно, но голос предательски дрогнул, — смотрим друг на друга, чтобы… выяснить… как жить дальше.

— А говорят, — торопливо вставила Акулина, — что вы друг к другу чувством воспылали!

Добрыня чуть поперхнулся воздухом.

— Кто говорит? — процедил он.

— Все, — честно ответила Акулина.

Милана зажмурилась.

— Конечно. Конечно, деревня. Логика ясна: раз я лечу людей — значит, я ведьма. Раз ты ко мне ходишь — значит, я тебя околдовала. Раз ты не умер — значит, я уже жена. Всё просто.

— Я не говорил, что не умер, — буркнул он. — Иногда, когда ты кричишь на меня, я вполне мог бы.

Она повернулась:

— Воевода, вы в порядке?

— Нет, — сказал он. — Но это не твоё лечение. Это ты сама.

Искра снова.

Маленькая, но тёплая.

Он слегка отвернулся, будто сам испугался своих слов.

* * *

— А что нам делать? — спросила Акулина, которая была человеком прямолинейным.

Милана вздохнула:

— Что-что. Работать. Лечить. А про чувства пусть деревня думает. Им же надо чем-то жить между простудами.

— А вы… правда… — Акулина сделала руками неясный жест.

— Акулина! — вскрикнула Милана. — Я вдова! У меня дочь! У меня травы, кастрюли, мыло и полдеревни больных!

Акулина поняла.

— Значит… вы ещё подумаете?

Милана закрыла лицо руками:

— Господи, Вселенная, если ты меня слышишь — дай мне сил. И валерьянки. На бочке.

Добрыня медленно сказал:

— Я тоже подумаю.

Она чуть повернулась к нему:

— О чём?

— О том, как не убить деревню, — сухо заявил он. — И как… — он запнулся, — как отвести от нас подозрения.

«От нас».

Два слова.

И в них — больше искры, чем в часе разговора.

* * *

Но судьба решила, что искр сегодня мало.

В тот же день староста примчался бегом:

— Баарыня! Воевода! К нам из соседнего селения бабы идут! Говорят — слышали, что тут лечат без смерти!

— Без смерти? — Милана пробормотала. — Вот это маркетинг. Надо на табличке написать: «Мы лечим и не убиваем».

Добрыня кашлянул:

— Прими их. Но аккуратно. Чем больше людей, тем быстрее приказные услышат.

— Я знаю, — кивнула она. — Но если они пришли с детьми — я не могу послать их обратно.

Он посмотрел на неё долго.

Слишком долго.

Слишком мягко, как для сурового человека.

— Именно поэтому, — сказал он тихо, — я и на твоей стороне.

* * *

Когда женщины пришли — с детьми, в узелках, с тревогой в глазах — Милана снова стала собой: фельдшером, бурей, силой природы.

Травы.

Тёртый чеснок.

Отвары.

Горячие ноги.

Чистая вода.

И смех.

Милана работала быстро, точно, с десятком шуток на минуту.

— Баарыня, — сказала одна молодая мать, — а правда… вы с воеводой…

Милана впихнула ей кружку отвара:

— Прежде чем спрашивать о мужиках — лечи горло. Меньше будешь говорить, меньше будешь фантазировать.

* * *

Вечером Добрыня заглянул в избу.

Тихо.

Без стука.

Она сидела за столом, разводя щелок, волосы выбились из-под платка, пламя лампы освещало профиль.

Он хотел сказать что-то про приказных.

Но сказал другое:

— Усталa?

Она подняла глаза.

— Я всегда устала. Но это приятная усталость.