Онлайн книга «Обелиск»
|
– Если такова цена жизни, – покачал головой Морс. – Я готов. – Что же. Боюсь, ты не оставил мне выбора. Ты слишком молод, Гарольд[2], и не знаешь, насколько ценна правильная смерть в правильное время. И полная шестерка Весеннего равноденствия дала мне достаточно. Тернал улыбнулся и задул свечку на маффине. Тонкая струйка должна была рассеяться на ветру, но дым клубился и разрастался, заполняя собой все кладбище. И вот в густом мороке проступили они: Сара Грант, Дэрил Маршал, Эрик Питерс, Мария Фернандес, Коул Хилл и Джордж Маккинни. – Это невозможно, – прошептала Элизабет. – Просто немыслимо… – Все возможно, мисс Стоун, – рассмеялся Эдвард, разводя руками. – Если очень постараться. А еще не все жизни равноценны и не все души одинаковы. Некоторые, к примеру, могут справиться даже со Жнецом. Если их подтолкнуть, само собой. На этих словах призраки Грант, Маршала, Маккини и Хилла слились с туманом, но Стоун почувствовала, что они не исчезли. – Вы умная девушка, Элизабет, – кивнул Тернал. – Только что эти четверо создали барьер, который не позволит подмоге или как вы его называете? Мистер Морс? А, неважно. Так или иначе, его престарелым приятелям сюда не попасть. Никак. Совершенно. А эти двое… – Эдвард указал на Питерса и Фернандеса. – Придержат вашего любимого Гарольда. Не волнуйтесь, убить Жнеца нельзя. Мы ведь уже мертвы. Так что просто посидим тут до полуночи, а когда стрелка перемахнет за двенадцать, разойдемся. В бессмертие. В свободу. В… Тернал хотел сказать что-то еще, но кладбищенская тишина треснула. Во второй раз Элизабет не мешкала – одним движением сняла пистолет с предохранителя и приставила дуло к виску. Прости, приятель, но тебя развели. Ей хватило одного взгляда на Роберта Джеймса Морса. Все слова были сказаны еще в квартире 2В. Все прощальные поцелуи – подарены на каменном крыльце дома № 118, все слезы – пролиты на Грин-стрит. Все было кончено. Мир не будет скорбеть. Но Шон Бертон придет на похороны и положит на крышку гроба красивый белый букет. Эпилог «Часть квартала останется без света 12 августа». – Черт, – вздохнул он и с тоской взглянул на пакет из ресторанчика Лоренцо: по глупости взял две порции. Одна неизбежно испортится. Белая бумажка затрепетала на мягком летнем ветру, но выдержала. Раз смогла листовка, сможет и он. Замок отозвался знакомым сухим щелчком, ноги подняли на второй этаж, но замерли между двумя дверьми. Из-за той, что слева, доносилась мелодия. Настолько печальная, насколько и красивая. Он осторожно приложил костяшки к дереву, и, ожидаемо не услышав ответа, толкнул створку. Мэтт сидел за «Ямахой», едва уловимо касаясь длинными тонкими пальцами черно-белых клавиш. – Я написал это для нее. Спустя неделю, как сюда въехал. – Не прерываясь, бросил Мастерс. – Знаешь, я же тогда в нее влюбился. Как только увидел. Она была такой естественной. Такой… Живой. Знал, что мне ничего не светит, но все равно мечтал. И писал. Не ту чушь для дальнобойщиков и пьяных байкеров. Настоящую музыку писал. Для нее. – Я понимаю, – выдохнул он, ставя пакет на стол. – Через час мы снова останемся без света. Я был у Лоренцо. Паста не переживет ночь, составишь компанию? – Я не голоден. – прошептал Мастерс. Называть его Мистером Провалом язык больше не поворачивался. Мэтт расстался с «Тройными самоубийцами» еще прошлой весной, вернувшись к классике. И, к удивлению старого и нового соседей, с невероятной скоростью набрал популярность. Не ту, что идет в комплекте с несвежими трусами, брошенными на сцену, но не менее ценную. Стерн, вернувшийся на прошлой неделе из европейского тура со своей монографией о трудах Монтеня, привез диск, купленный в одной французской лавке. Имя молодого талантливого американского музыканта и композитора Мэттью Мастерса, увитое вензелями, словно плющом, невероятно органично смотрелось рядом с изображением освещаемого одиноким прожектором рояля. |