Книга Обелиск, страница 49 – Полин Герц

– Что у вас там творится? – Мистер Фиаско вглядывался в темноту, пуча глаза больше обычного.

– Чертов Мастерс, – коротко ответила она. – Прихвати бутылку и тащи свою задницу наверх.

– Понял, сейчас буду. – Мигом сбросивший сон Филипп явил неожиданную твердость, решительно кивнул и скрылся за дверью.

С момента появления в доме 118 он так и не посетил квартиру 3А: Мистер Провал зазывал регулярно, обещая реки выпивки и толпы доступных подруг, но раз за разом слышал вежливое «нет», а после – уже ставший привычным щелчок замка. Теперь же, стоя в соседской квартире и наблюдая за ее полуживым владельцем, он понимал, почему так старательно обходил стороной выцветшую дверь напротив.

Нет, Мэтт Мастерс не был неряхой – несмотря, а, может и вопреки странному внешнему виду владельца, в 3А было прибрано, а четыре старые, но явно ухоженные гитары ровным рядом стояли у темного окна. Пожалуй, он бы даже смог провести здесь вечер, если бы не запах. Из каждой щели, от любого предмета мебели, будь то потертый диван или просиженное кресло, веяло такой нестерпимой безнадежностью пополам с горьким вкусом табака, что рука невольно тянулась к носу, а ноги мечтали сорваться к выходу.

За века он не раз успел побывать и на полях сражений, и в тонущих кораблях, и в разбитых поездах, терпеливо собирая свой урожай, но то были уже погибшие места. Здесь же по всем законам должна была быть жизнь. Но нет. 3А представляла собой полусгнивший труп, подобно тем, что годами лежат в стерильных палатах, подключенные толстыми трубками и кабелями к худшим аппаратам, что изобрело человечество.

Квартира знала, что ее обитатель давно дышит, ходит, ест и спит лишь по инерции, а потому даже не старалась поддерживать иллюзию жизни. И в каждой половице под ногами, и в каждой темной лампе над головой сквозила эта отчаянная безнадега, хорошо знакомая тем, кто еще просто не решился просунуть голову в петлю или шагнуть в теплую ванну с опасной бритвой.

Знал это и сам Мистер Провал, лежащий на выцветшем дешевом диване, что когда-то с ослепительной улыбкой торжественно тащил с барахолки. Хрипло выкашливая густую кровь, вяло отмахивался от напуганных приятелей. Тех самых, что помогли приволочь это недоразумение на второй этаж дома 118.

В жизни Мэттью Мастерса из заштатной деревушки, что под Алабамой, было ровно два хороших момента: первый, когда он переехал в большой город, и второй, когда его прилипчивую песню прокрутили по радио; и ровно столько же друзей: первый играл на барабанах, а второй на басу. И сейчас перед глазами Мистера Провала с Грин-стрит проплывали ровно два хороших воспоминания и мельтешили ровно два хороших друга. И этого было вполне достаточно, чтобы согласиться прожить ещё день.

– Отвали, Элли. Само зарастет, – недовольно ворочался Мастерс, пока она натягивала стерильные перчатки. – Ты же мясник.

– Других желающих зашивать тебя я что-то здесь не вижу, – проворчала она в ответ, доставая из пакета шелковую нить и кривую иглу. – Но ты всегда сам можешь взять степлер.

– Зарастет. Само, – упрямо повторил Мэтт, но, скорее, по инерции: дергаться рокер уже перестал и лишь обреченно наблюдал за спокойными движениями соседки. – Бутылка где?

– Здесь твоя ненаглядная, – залетая в квартиру, пропыхтел Стерн, державший на выбор пузыри с водкой и бурбоном. – Что будешь?