Книга Обелиск, страница 50 – Полин Герц

– Марка давай^[1]. Беленькая, думаю, нашему эскулапу пригодится, – фыркнул Мастерс, протягивая руку к полупустой бутылке. – Маловато будет, Филли. Опять зажал?

– И ничего я не зажал, – обиженно прошипел Стерн. – Дело как раз на полбутылки. В следующий раз, прежде чем ввязываться в неприятности, если уж так хочется, запасайся заранее. Сам.

– Так, отошли все, – требовательно повысила она голос, прерывая перебранку. – И весь свет, что есть, сюда. Иначе вышью на нашем мистере я-люблю-бить-морды-без-разбора цветочек. Или бабочку.

Говорила уверенно, потому что уже не первый раз приводила в порядок невезучего соседа, регулярно напарывавшегося на острые ножи и крепкие кулаки, а внутри сжималась – штопать поношенную шкуру Мастерса в неровном свете слабых ламп под пристальным взглядом холодных глаз еще не приходилось. Оставшийся в 3А Морс смотрел внимательно, как ее старый декан, решивший поприсутствовать на защите диплома в давно утраченной юности. Изучал. Оценивал. Решал.

– Итак, поехали, – поморщившись, Элизабет отхлебнула немного водки и обильно полила кровоточащую рану под недовольное шипение недобитого пациента. Обращалась, скорее, к самой себе, надеясь, что голос успокоит дрожащие руки. – Детка, сегодня я твой, и не принимаю отказов, да, Мастерс? – Посмотрела на Мэтта и, сжав губы в лучшей из подбадривающих улыбок, что были в арсенале на такой случай, начала напевать одну из его песен:

Пинцет крепко держал кривую иголку, продевая ее сквозь красную кожу. Нитка покорно складывалась аккуратным узлом.

Торчащие концы споро обрезались услужливо протянутыми Стерном ножницами. Короткий выдох и быстрый взгляд, чтобы оценить, насколько ровно лег первый шов. Ровно.

И по новой. Пинцет, иголка, злобный скулеж Мастерса, резкий запах бурбона. Узел. Ножницы.

В нос лезли непокорные волосы, уже успевшие оттаять и высохнуть после спонтанной пробежки по темной февральской улице. И совершенно неуместно всплывали чертовы голубые глаза. Горечь водки на губах сменилась воспоминанием о совершенно ином вкусе. Совсем не вовремя.

Последний шов мог бы получиться лучше, но она была ни при чем – во всем виноват дернувшийся Мастерс и эта его отвратительная песня. Во всем виноват только он. И черное пальто, что она оставила у себя в квартире. Чертово пальто, которое она теперь согласится вернуть только на смертном одре.

– Готово. Я, может, и мясник, зато всегда на месте, – удовлетворенно выдохнула Стоун, созерцая результаты. – Будешь должен.

– Это кто кому еще должен, – вяло пробубнил Мэтт, уже прикончивший бутылку. – На тебя вообще в суд надо подавать за жесткое обращение с чесноком. Тьфу, с человеком. Как можно так паршиво петь, а? Ты этим своим воем оскорбляешь меня и всех музыкантов мира. И вообще, пошла ты, Стоун… – Расклеившийся сосед икнул и отключился окончательно.