Книга Обелиск, страница 71 – Полин Герц

Прижимая в ночи непокорную голову к груди, понимал, что миссия, ожидание которой затянулось на сотни лет, выполнение которой обещало долгожданный покой, провалена с треском. Вдыхая невесомый аромат мяты, вспоминал, когда именно все полетело к черту, потому что был готов поставить тому моменту вечный обелиск. Ибо тот миг был лучшим в жизни. Если то, что вяло текло во времени до этой секунды вообще можно было назвать жизнью.

Следующие дни тайком любовался, глядя, как торопливые пальцы перебирают ворох бумаг, извлекая из белых стопок нужные формуляры, и порхают над клавиатурой. Покорно ждал у входа, зачарованно наблюдая за губами, с которых срывались колкие фразочки, адресованные уставшему детективу из четвертого участка. Сдерживал непрошеную улыбку, запоминая деловито продиктованный адрес, предупредительно распахивал дверь желтой машины и, стараясь не сломать тонкие кости, сжимал нежную прохладную руку в своей.

Миссия была убита, погребена и отпета, но он уже был готов дрейфовать в темноте остаток вечности. Древние боги явно позаимствовали чувство юмора у Элизабет, потому что страшным проклятьем оказалась не черная пустота, а мисс Стоун. А пустота – так, пустяк.

– Вторник всё, – зевнула она, откладывая выписки из скорой. – Я, во всяком случае, точно.

На этот вечер их святилищем стала 2В: две керосинки старательно разгоняли темноту, начавшую вылезать из углов и окон. Поцеловав русую макушку, прикрыл глаза, стараясь запечатать в памяти каждую деталь, чтобы потом бесконечно возвращаться к моменту абсолютного покоя. Не привычно-могильного, а счастливого.

– Закажем? – Элизабет поворачивает голову и пристально смотрит на его расслабленное лицо. – Я бы поела у Лоренцо, но уж больно не хочется одеваться.

– И не надо, – легонько коснувшись носа, провел пальцем по скуле, опускаясь к мягким губам. – Оставайся, я схожу. Навынос же можно?

– Можно, – кивнула она, прикрывая глаза. – Но я тебя отсюда не выпущу.

– Значит, будем голодать? – сдерживать улыбку уже не получается. Как не выходит и понять, когда именно наказание стало благословением.

– Сейчас я готова умереть от голода, лишь бы не шевелиться, – прикрывая глаза, пробормотала Элизабет, устраиваясь на его груди поудобнее.

– Предлагаю обойтись без подобных крайностей, – осторожно придерживая ее голову, он отодвинулся и разгладил руками стрелки на брюках, поднимаясь. – Отдыхай, а я пока принесу ужин.

– Ладно, так уж и быть, – недовольно протянули с дивана. – Но в качестве компенсации я требую вино.

– Паста и вино, – прикасаясь к теплой щеке, подтвердил он. Открывая дверь, украдкой обернулся – спинка надежно скрывала укрытую в мягкий плед Элизабет, но чувствовал улыбку на ее губах.

Лишь выйдя на каменное крыльцо дома 118 и оглядев всегда пустую Грин-стрит, ощутил, как внутри, сбиваясь с ритма, бешено зашлось сердце.

«Сейчас я готова умереть, лишь бы…» – простая человеческая фраза, брошенная так легко и непринужденно, за долю секунды выбила из-под ног землю. Возвращение в реальность оказалось жестоким и болезненным – только глупец мог убедить себя, что украденные у судьбы дни можно растянуть во времени. Только безумец мог поверить в милость небес, ибо те никогда не отличались ни благородством, ни терпением, ни щедростью.

Когда-то давно искренне верил, что судьба предлагает только необработанный материал, оставляя выбор формы за людьми. Но человеком он уже не был, а потому все убеждения со временем остались в прошлом – только спокойная и методичная работа, одна из тех, что освобождает голову от любых мыслей. Та, что делает механической марионеткой с маленьким ключиком между лопаток.