Книга Обелиск, страница 85 – Полин Герц

– Твою мать, – прошептала она, изучая мягкую улыбку на безмятежном лице Эдварда-с-кладбища. Мужчина смотрел спокойно, будто совершенно точно знал, кого встретит в душном аквариуме Уиллиса. Будто знал, кто именно влетит в кабинет, принеся с собой мороз, и ошалело застынет, пуская в ход позорные ругательства.

Слишком расслабилась. Совершенно точно потерялась в мире мягких одеял, итальянской пасты, тихих вечеров в компании книг и неизменно теплых рук. И теперь расплачивается за несвойственную невнимательность и беспечность.

Она слишком размякла.

– Добрый день, мисс Стоун, – и сейчас, когда к ней тянется другая рука, больше всего хочет отскочить назад, резко развернуться и пулей выскочить наружу, окончательно подтверждая статус безумной хамки.

Да соберись ты уже, право – смешно.

– Добрый, мистер Тёрнал. – Заметив недоуменный взгляд Джона, кое-как прочистила горло и выдала сухое приветствие.

Под тем же взглядом нашла немного сил на благодарности за помощь в исследовании. Под тем же взглядом рваными движениями сокращает расстояние и жмет холодную руку, быстро, воровато. Неохотно. Ни обаятельной улыбки, благодаря которой газета собрала неплохую коллекцию всегда готовых дать консультацию экспертов, ни деловитого объяснения, неизменно показывающего профессионализм и серьезный настрой. Ни черта она не может. Ни выдавить, ни изобразить. Потому ладонь все еще дрожит, опаленная могильным холодом, а поджилки трясутся, потому что и глубоко внутри, и прямо здесь, на поверхности, понимает – эта встреча может быть какой угодно, только не случайной. Потому случайностей не существует.

А Эдвард Тернал все так же спокойно попрощался с Уиллисом и, явно наслаждаясь замешательством, выводит ее наружу, на ходу терпеливо объясняя что-то про отличный кофе и восхитительно нежную выпечку. И она плетется за ним, грея руки в карманах, торопливо соображая, какого черта происходит.

И на чужие смерти ей уже плевать. Потому сейчас, при свете дня, в толпе хмурых торопливых нью-йоркцев, под пристальным взором большого брата, расставившего камеры на каждом углу, ей отчего-то неуютно. Так неуютно было только на темной Грин-стрит в компании урода-Ройса. Но каким бы придурком ни был бывший фотограф, он был своим – понятным, простым, знакомым. Обычным. А тот, что сейчас уверенно шагал впереди, маяча серым пятном в паре шагов, приветливо улыбался, аккуратно пропускал перед собой и вежливо открывал двери, был каким угодно, только не обычным.

– Присаживайтесь, Элизабет, заказывайте, – бросив пальто на свободное кресло за столиком в маленьком уютном кафе, он вежливо указал на место напротив. И она выдохнула – померещилось, привиделось. Обычный. Нормальный. – Разговор как раз на чашку хорошего кофе.

– Уиллис сказал, что вы эксперт, – настроение вернулось, и вот она уже обратилась в слух, предвкушая нечто интересное. Не глядя в меню, просит двойной эспрессо со стаканом воды, выжидательно складывает руки на груди и привычно щурится. – В какой области?

– В области смерти, естественно, – на подернутом легкой щетиной лице вновь появилась легкая, как снег за окном, улыбка. – Иначе зачем я вам нужен.

Поджав губы, Стоун смерила недоверчивым взглядом человека напротив: еще пару недель назад смотрела бы иначе – с определенным интересом, представляя, что скрывается под грубым шерстяным свитером и мягкими вельветовыми брюками. Завелась бы, пересчитывая неуловимые морщинки в уголках блестящих темных глаз. Загорелась бы, думая, на что способны длинные пальцы.