Книга Обелиск, страница 88 – Полин Герц

Медленно пошаркала к рабочему столу, выудила из ящика потрепанную фляжку с остатками бурбона, по-тихому отлитого за спиной у невнимательного Стерна, открыла ноутбук. Отхлебнула для храбрости и провела пальцем по тачпаду.

Холодным пятном всплыли услужливо отправленные Молотом документы из морга в Портленде. На электронных копиях имя сына владельцев рыбацкой лавки. В сжатых архивах – пара десятков фотографий и даже короткое видео, снятое на любительскую камеру болельщиков местной бейсбольной команды.

«Ты его не знаешь»

Перед глазами копна рыжих волос, злые карие глаза и перекошенный рот. Она действительно ничего не знала. Ни о нем, ни о себе: просто сидела перед монитором – экран давно погас, как и свет в квартале. Одна, в темноте. В панике. В дурном сне. Потому что наяву такой откровенный бред просто невозможен. Она, как и Уиллис, верит только фактам и цифрам.

Уже нет.

Элизабет очнулась, только когда услышала щелчок дверного замка и спокойные шаги. Квартира наполнилась уже ставшим родным запахом морского бриза и далекого леса. Оборачиваться на звук нужды не было. Ее макушки коснулись теплые губы, шею и плечи погладила сильная рука. Но она даже не шелохнулась.

– Элизабет? – Человек-с-чужим-именем зажег керосинку и поднес тусклый свет к безжизненному лицу. – Давно ты сидишь так?

– Кто ты? – Не отрываясь от погасшего ноутбука, еле слышно пробормотала она. То ли самой себе, то ли ему.

Но 2В хранила тишину: казалось, что они даже не дышали. Двое в темноте, поглотившей фигуры, потому что тусклая керосинка больше не могла осветить ни дюйма: угасла, подобно звукам.

– Отвечай, мать твою! – рука сжала опустевшую флягу, и вот уже ни в чем не повинная вещица летит в стену. – Кто ты, черт дери, такой? Что тебе от меня надо, а, Морс? – Переходя на крик, растягивая не-его-имя, резко поднялась, отскочила в угол и тут же пошатнулась. Нужно было закусывать. – Что ты такое… – Пряча дрожащие губы под пальцами, Стоун попробовала отступить, но некуда – лишь стена с красным кругом, из которого не выбраться, который смыкается вокруг шеи алой лентой, не дает дышать и думать. – Что ты?

– Ты умная девушка, Элизабет, – вздохнув, Морс сделал шаг к застывшей фигуре. Еще один, и еще. Внимательно посмотрел в огромные зеленые глаза: в них больше нет жизни, один только страх. Слепой ужас. – Что означает мое имя?

Где-то в пыльной вселенной Стерна пробили полночь старые напольные часы, купленные на какой-то барахолке. Она прекрасно помнила уродливую рухлядь, потому что, тихо бранясь себе под нос, держала их с одной стороны, пока бледный философ кряхтел, вцепившись в изъеденное временем дерево с другой. Она помнила, как однажды в сердцах пнула помпезную львиную лапу, служившую ножкой. Помнила, как недовольно загудел тяжелый маятник, а следом закудахтал Фил. Помнит, как сосед прочитал лекцию о самоконтроле и выставил ее, не дав допить чай.

Она попыталась вспомнить еще что-нибудь. Что угодно, простое, обычное. Лихорадочно рылась в закромах, выуживая из древних коробов синтезатор, что пару лет назад подарила Мастерсу на Рождество. Он никогда не признается прокуренным подружкам в консерваторском прошлом. Но Элизабет все знала и заказала ему годную «Ямаху» в надежде, что тонкие пальцы с желтоватым налетом на кончиках еще способны сыграть что-то из классики. Но тот лишь недовольно поморщился. И два года клавиши стояли, укрытые какой-то клетчатой тряпкой, в лучшие времена служившей рубашкой.