Книга Обелиск, страница 87 – Полин Герц

– И что же случилось потом? – нахмурилась она. – На этом смерти прекратились?

– Смерть не останавливается, Элизабет, – тихо ответил мужчина, мрачнея. – Она беспощадна, неумолима. И ждет каждого. Поэтому такие, как я, никогда не останутся без работы. Ни минуты покоя, бесконечный конвейер. И список настолько велик, что имена путаются, лица стираются из памяти. День за днем. Из года в год.

– Что-то еще? – понимая, что разговор ушел в какое-то особенно болезненное русло, она попыталась вернуть на лицо хотя бы подобие улыбки, но вышла лишь кривая гримаса. – Может, это не вся история?

– Ах, да, – дернулся Тернал, вспоминая тему беседы. – В темные времена люди склонны искать во всем божий промысел и скрытый смысл, передавая из уст в уста страшные байки. Тогда они решили, что в город пришла сама Смерть: затянутый во все черное незнакомец без имени неслышной тенью пробрался в дома добрых христиан, забрал шесть душ и исчез так же внезапно, как и появился. А местный священник, подумав, что плохо выполнял господнюю волю, не выдержал груза вины и утопился.

– Да уж. Вот так сказочка, – усмехнулась она, пытаясь унять предательский холодок, пробежавший по позвоночнику. – Боюсь, мой редактор такое в печать не пустит.

– Пожалуй, вы правы. Мистер Уиллис производит впечатление крайне рассудительного человека. Впрочем, как и вы, – мягкая улыбка уже вернулась на его лицо, и он отставил пустую чашку. – Я могу воспользоваться своими знаниями и навыками, чтобы изучить все карты, добытые вами явно незаконным путем. Но того, что я уже видел, достаточно для того, чтобы озвучить мое экспертное мнение.

– И каково оно? – Проверяя, точно ли пишет диктофон, приготовилась она.

– Не играйте со смертью, Элли. Она может показаться крайне привлекательной, возможно, даже прекрасной, но это лишь уловка. Чтобы проникнуть в ваш дом, добраться до вашего сердца. И остановить его навсегда.

На его губах все еще держалась простая легкая улыбка, но глаза заморожены, наполнены какой-то удивительно глубокой тоски и печали. И ей захотелось закрыть свои, потому что смотреть было невыносимо.

– Как называется этот город? – едва слышно, сама не зная, на кой черт, спросила в пустоту.

– Его больше нет на картах, – вернув голосу тепло, беспечно отмахнулся Тернал. – Это просто история, одна из тех, что оставляют лишь горькое послевкусие, не более. Но я не шутил. – И вновь серьезно, будто это не разговор, а русские горки, добавил он: – Не позволяйте смерти войти в ваш мир, ведь вы, как никто, достойны жизни.

Он не проронил больше ни слова. Только бросил купюру и, не попрощавшись, оставил ее одну – отрешенно смотреть перед собой.

Она не помнила, как добралась до Грин-Стрит. Не помнила, как выудила ключи и неслышно пробралась в 2В. Не помнила, как терла себя жесткой мочалкой до болезненной красноты, стоя под холодной водой.

Не помнила, как спряталась в одеяле.

Оказавшись в темноте и тишине, вспомнила каждое слово из страшной сказки об исчезнувшем свете и смерти, укутанной во все черное. Грузным кулем одеяло отправилось на пол, и она уже осторожно прокралась в прихожую, будто находилась не в собственной квартире, а на вражеской территории. Рука нащупала белоснежный клочок – от журавля мало что осталось, но она все еще видела в ломаных изгибах птицу.