Онлайн книга «Там, где нас нет»
|
— Эй! Хватит дрыхнуть! — выкрикивает кто-то из тёмного зала, повинуясь моему телепатическому толчку. Людвиг тут же поднимается и, придерживая круг света ногой, начинает собирать его в кучку. В зале становится темнее и темнее, пока полностью зал не накрывает непроглядный мрак, светящиеся руки клоуна погружаются в сумку и свет оказывается там. Он поднимается и уже было идёт из зала, унося свет с собой. Затем останавливается, оборачивается, улыбается во весь рот и начинает, вытаскивая шарики света из сумки, раскидывать их в зал, прямо в руки восхищённым зрителям, а в зале становится светлее и светлее по мере того как он наполняется этими шариками… Коротенькое весёлое вступление перед концертом даёт настрой. А тёплые мохнатые шарики света (я долго бился со студиозусами, требуя именно такого впечатления, даже принёс и совал им в руки специально сделанный для этого меховой помпон) постепенно гаснут, истаивают в руках восторженных зрителей снова начавших рассаживаться на стулья телекинезом возвращённые мной на места. — Господа, — я в белоснежном костюме бодоанского шёлка с чёрным стоячим воротником и серебряно-чёрной вышивкой с обоих сторòн довольно короткого камзола, почти пиджака, стою на сцене. В зале снова темно. На меня сверху и с боков падают лучи прожекторов, — сегодня мы с вами сможем приобщиться к прекрасному. Там, откуда я родом, а многие, я думаю, знают об этом, подобные зрелища были традиционными. Надеюсь, таковыми они станут и здесь. Встречайте! Романс! Я специально выбрал что-то такое, достаточно старинное — посчитал, что оно будет ближе к местному восприятию. Ясновидение подсказывает, что не ошибся. Свет в зале стал чуть ярче, перегородка опустилась, мейстер Ганс взмахнул палочкой, и Абель Виц, так звали фаната-пианиста, прикоснулся к клавишам. Медленная божественно меланхоличная мелодия анданте двадцать первого концерта Моцарта полилась в зал, подхваченная звуковой линзой стихийников. Рояль и скрипки ведут и ведут за собой и я, давно уже телепортировавшийся сначала в звуковую будку — проверить всё ли в порядке, а затем тихим шагом переместившийся к сидевшему с краю Лисбету опускаю руку на его плечо, а он зачарованный музыкой не чувствует ничего около… В том же состоянии и все зрители. Почти. Омеги — в музыке. Те из альф, что не являются искусниками, следуют за своими супругами, подчиняясь связи истинных. И только непробиваемая брòня эмоциональной холодности альф-искусников пока ещё сопротивляется воздействию великого искусства. Несколько минут проходят и я снова на сцене — надо понять, насколько удалось всколыхнуть зрителей. Удалось! Поток восхищения, смешанный с радостью, удивлением, откуда-то даже примешиваются нотки обожания, не иначе с галёрки, где сидят ночные бабочки, вливается в меня и я внутренне урча, как кот, поглощаю эмоции, направленные на меня, после того как вышел на сцену. Задумчиво пройдясь по сцене, поднимаю взгляд во вновь потемневший по моему сигналу зал: — Итак, господа, следующий номер — это спектакль. Спектакль необычный. Представьте только, что после полуночи детские игрушки, всем вам знакомые, оживают… Делаю паузу, давая зрителям возможность понять, о чём я говорю и немного отойти от Моцарта. — Радость, счастье любви и смерть… Всё это им знакомо… |