Книга Головы с плеч, страница 22 – Зои Хана Микута

Это была любезность, милость; Икка и Каро могли вернуться в приют, может быть, в последний раз принять ванну. Могли полежать на своих кроватях в полутемной спальне, чувствуя себя онемевшими, застывшими и реальными в вечерней тишине. Дождаться заката, упаковать свои пожитки.

Они могли бы даже скрыться. Каро потом несколько лет размышляла о том, что могло бы произойти с ними, если бы они смогли взять себя в руки.

Но они не сделали этого. Они не согласились уйти тихо – хотя Каро потом подумала, что они не намеревались совершенно терять голову.

И может быть, если бы они не были настолько обессилены, опалены своей магией, их сопротивление привело бы к чему-то… Кроме появления толпы шерифов в церкви при первых признаках неповиновения. Кроме единственной вороны, тщетно бьющейся в стекло… Кроме чужого заклинания, придавившего их, как холодная каменная плита, за которым последовало беспамятство… Пришла тьма, и Каро на мгновение почувствовала уверенность в том, что Икка здесь, рядом с ней, в этой тьме.

– Кролик, пожалуйста.

Чья-то рука лежала у нее на плече – у нее было плечо, потому что она пришла в сознание. Плечо грубо теребила Икка; второе было вдавлено в землю. Милостивые боги, как же болит голова. Даже последние багровые лучи заходящего солнца, которые с трудом пробивались сквозь тучи, резали глаза.

И прямо перед ней, за силуэтом Икки, поднималась исчерченная рунами Стена Охраняемого Округа Мугунхва.

И они находились по другую сторону от нее. Снаружи.

– Вставай, – прошипела Икка; точнее, для других людей это прозвучало бы как шипение. Голос Икки был высечен из камня; когда она говорила, она шипела, и она визжала, визжала тогда, когда всего лишь хотела рассмеяться. Но сейчас в ее шипении была мольба.

У нее на шее было что-то странное.

Ошеломленная Кэресел подняла руку и коснулась затылка.

Два штриха, почти параллельных, нанесенных под небольшим углом друг к другу; их концы были соединены вертикальной линией. Там, у нее на шее. Руна смерти, заключавшая в себе чары, подобные петле, затянутой у нее на горле: на всех Стенах всех Охраняемых Округов была нанесена соответствующая руна, которая должна была отталкивать ее, помешать ей войти. До тех пор, пока она не искупит свое «преступление», конечно.

И поэтому Каро поднялась. На ней был другой плащ, более толстый, темный, на руки ей надели новые перчатки. На ногах были хорошие сапоги, в одном сапоге был спрятан нож. Она вытащила его, тупо уставилась на жалкое лезвие – не больше ее ладони; потом подняла голову, и взгляд ее пополз по Стене вверх, вверх, вверх, пока не добрался до парапета, где стоял главный шериф Мирипта с арбалетом в руках и смотрел на них.

– Пошевеливайтесь, – приказал Мирипта, прицеливаясь. – Вы притягиваете сюда Святых. Убирайтесь.

Кэресел не слушала его. В последний раз она держала в руке нож в тот день, когда они трое вырезали кольца на пальцах друг у друга.

Каро отупела от шока – Икка, напротив, была в ярости. Каро равнодушно смотрела на ее жестокий рот, на стиснутые кулаки. Она вспомнила, как улыбнулась Икка после того, как Кэт Пиллар рухнула на пол; эта улыбка была удивленной, но одновременно самодовольной, кровожадной. Сейчас Икка не улыбалась. Но в ней по-прежнему было что-то такое… она выглядела голодной.