Книга Медвежий край, страница 111 – Дарья Кузнецова

Сидор был ребёнком достаточно давно, но отлично помнил, какое это было удовольствие – прогулять в училище скучное занятие или удрать в самоволку. За это, конечно, наказывали, и весьма строго, но никого тем не устрашали. Почему Березин и не пытался ругать Митьку за шалости: сам он таким не был, выдумки не хватало, но искренне полагал, что тот со временем перебесится, а покуда подходит с пониманием и не причиняет серьёзного вреда – и говорить не о чем.

Пока шли на пустующий во время перемены задний двор школы, куда выходила пристройка маленькой котельной и где стоял сарай со всяким хозяйственным имуществом, Сидор уже сам сообразил, что со школьными ужасами хватил лишку. Скрывай учителя что-то совсем мерзкое, уж кто-то из детей проговорился бы, а люди тут не робкого десятка. И если за воспитательный подзатыльник расшалившемуся чаду только спасибо скажут, то за что-то серьёзное и на вилы подымут, не говоря уж о ружье едва ли не в каждом доме. Однако расспросить мальчишек всё равно стоило.

– Судари, вопрос у меня к вам сугубо полицейский, – начал Сидор, присев на ступеньку у котельной, чтобы не нависать над малышнёй. – Дело серьёзное, чтобы никому, ясно?

– Да мы! Да зуб даю, во! Могила! – загомонила пацанва, возбуждённо блестя глазами.

– Слыхали про то, что начальник шахты преставился?

– Да! Точно! Траванулся! И ещё, говорят, пять человек помёрло! Точно, Косой потравился! – Трое десятилетних мальчишек гомонили как стая чаек, но Березин только посмеивался: спешить в таком деле не стоило.

– Не пять. Оленев, шаман Кунлелю и охотник Саранский. И потравились они не случайно.

Рассказывать мальчишкам он не опасался. Всё одно скоро весь город узнает, а уж на пару часов молчания этих ребят точно хватит. Может, и дольше хватит, но это уже будет неважно, обыск-то всё равно не скроешь. Да и поощрение к сплетням его совершенно не смущало: это не сплетни, а сбор информации.

– И кто их? – спросил Митька, который был среди них заводилой, когда волна ахов и восторженных восклицаний стихла.

– Выясняю. А вы мне пока вот что скажите…

Двое приятелей Плескова смешались, для них внове было, что кто-то из взрослых не только их мнения спрашивает, но ещё и предлагает про других взрослых гадости говорить, и плевать, что правду: за неё точно так же влетало, если под руку ляпнуть. А вот Митька, привычный к расспросам «дядь Сидора», разговорился охотно.

Ничего жуткого про Верхова не вспомнили, хотя и старались. В детских рассказах тот выходил не похожим на памятник идеальной версии себя с лёгкой патиной мелких недостатков и не сказочным идолищем поганым, а обычным живым человеком. Класс Плескова познакомился с ним только в этом году, но мнение составить уже сумел, и для них Эдуард Олегович был занудным и невнимательным, довольно неаккуратным и немного ленивым, но – интересным. Иногда показывал фокусы, как они называли простенькие физические и химические опыты, иногда здорово рассказывал, к мелочам не придирался и за уши не таскал.

– Что, даже когда вы ему шуточки устроили? – усмехнулся Березин.

– Да что вы, дядь Сидор, мы ничего такого! – праведно возмутился Митя. – Если чего и было, не мы! Что мы, дураки, что ли? У его там дополна всяких стекляшек, а ну как яд внутри? Буквы страшные, ненашинские, ничего не понятно…