Книга Медвежий край, страница 112 – Дарья Кузнецова

– Что, залезли и ничего не взяли? – продолжил поддразнивать Сидор.

– Не, мы так только, глянули, – заверил Плесков.

– И замок не ломали?

– Да чего его ломать, там пальцем открыть можно! Ой… – смутился Ваня, казавшийся самым тихим из всех, этакий белокурый худенький ангелочек.

– Но мы не открывали! – поспешил защитить приятеля Митька. – Вершок и сам дверь часто закрыть забывает! Честное слово!

– Я только шарик стеклянный забрал, – застенчиво признался Ваня. – Он там на полу валялся ненужный. Красивый. Он у меня дома. Вы заберёте? – спросил он тоскливо.

– Да оставь себе, не думаю, что он кому-то очень нужен, – разрешил Березин, отчего ребёнок просиял. – А как Верхов с другими учителями ладит?

Вот в этом мнение мальчишек с директорским совпадало: если Верхов с кем и ссорился, они ничего такого не замечали. Но это было ожидаемо, вряд ли кто-то из учителей был настолько несдержан, чтобы выяснять отношения при воспитанниках, а чего-то более тонкого они могли и не понять: смышлёные, внимательные, но всё-таки дети.

– А я видел, как он Ведьму в углу зажимал! – опять вставил свои пять копеек Ваня, который до сих пор только слушал друзей.

– А Ведьма – это?

– Алл Николавна Сиротина, учителька по русскому, – пояснил Миша, третий из маленькой банды, и Сидор её наконец вспомнил: Сиротина увлекалась травами, часто собирала их, ягоды и грибы в тундре, а ещё была медно-рыжей – действительно, настоящая ведьма. Замужняя, к слову.

– Да он же с Коровой! А с Ведьмой – директор!

– А я видел!

– Не спорьте. Кто такая Корова?

– Удальцова, – сказал Митя.

– А почему Корова? – растерялся Березин.

– Ну у неё эти… Как их… – Михаил шмыгнул носом и выразительно показал обеими руками большую женскую грудь. – Это её Ведьма так называет.

Слово за слово, и ученики поделились не только кличками своих учителей, но и предположениями об очень запутанных личных отношениях.

Детям обычно были малоинтересны тонкости и проблемы взрослых, пока не случалось что-нибудь этакое («Что мы, девчонки, что ли»! – возмутился по этому поводу Миша). Отсутствие интереса отчасти объясняло отсутствие слухов: на детский взгляд, в школе случалось достаточно гораздо более любопытных вещей, да и собственных ссор и проблем хватало, кому нужны эти учителя.

А ещё сказывались местные нравы, куда более простые и свободные, чем не только в метрополии и дворянском обществе, но даже в удалённых деревнях: сказывалось соседство чукчей. Коренные жители, не ограниченные христианскими заповедями, зачастую вели себя очень свободно, ну и горожане невольно перенимали, пока священник смотрит в другую сторону. Оттого здесь обычно не особо болтали, кто с кем ночь провёл – неинтересно, обыденно. Это Березину с момента приезда Антонины доставалось повышенное внимание, но лишь оттого, что прежде жил бирюком и почти ни с кем не знался в городе. Да и в остальном начальству всегда охотнее перемывали кости. Учителя заметнее оленеводов и охотников, но, видимо, не настолько, чтобы слухи дошли до уездного исправника, а целенаправленно Сидор никого прежде не расспрашивал.

Вдохновившись вопросами, мальчишки припомнили много мелких подробностей. Часть наверняка придумали, но впрямую полагаться на детское слово Березин не собирался – как, впрочем, и на любое другое. Главное, картина после этого складывалась куда более правдоподобная и жизненная, чем рисовал Царенко.