Книга Медвежий край, страница 116 – Дарья Кузнецова

– И тем не менее убедительно прошу вас сейчас без глупостей, бежать всё одно некуда.

– Это нелепо! – сквозь смех всхлипнул Верхов. – Ревновать Веру? Да никуда она не уйдёт!

– Отчего же? – спросил Сидор с ощутимой прохладцей: очень ему не понравилось пренебрежение, прозвучавшее в голосе Эдуарда Олеговича. – Она привлекательная женщина, отнюдь не старая, а Саранский – человек упрямый.

– Никуда она не денется, я вас уверяю! Она… – всё ещё некрасиво подхихикивая, продолжил настаивать учитель, но запнулся, немного смешался и перешёл на уже более сдержанный тон: – Даю слово, что повода ревновать жену у меня не было никакого, это последнее, что могло бы прийти мне в голову!

– Следствие определит, – ровно ответил Березин.

Этот человек и прежде не будил в нём симпатии, а после столь демонстративно и грубо выказанного пренебрежения к собственной супруге вызывал неприязнь. Вот только личное отношение не основание для подозрений, которые, напротив, ещё ослабли и потеряли убедительность.

Как бы ни обстояло всё на самом деле, а в этой самоуверенности Верхов был искренен и крепко верил в привязанность к нему жены. Отчего – вопрос интересный, но к расследованию не имеющий касательства, зато подобное отношение на корню рубило крепкий, на первый взгляд, мотив и давало повод ещё сильнее заинтересоваться личностью Веры Верховой, допросить которую Сидор намеревался после окончания обыска.

Времени всё это заняло изрядно: уж больно кропотливая работа. Снять отпечатки у Верхова, до сих пор, кажется, не верящего в шаткость собственного положения, – это мелочи, тем более что и отпечатанные пустые дактилокарты имелись, и типографская краска с валиком, чтобы «откатать», да и закопчённым на свече стеклом воспользоваться в крайнем случае – невелика сложность.

А вот в кладовой пришлось повозиться. Выбрать подходящую поверхность, присыпать тонким угольным порошком, обмахнуть легчайшей беличьей кистью лишнее, приложить подготовленную клейкую полоску, благо их запасено в достаточном количестве – получать положено, а тратить не приходится. И так с каждым из нескольких десятков предметов, а с иными – и не в одном месте, и всё это – с его загрубелыми крупными пальцами, которыми ещё поди приноровись к этакой мелюзге.

Понятые, поначалу смотревшие с большим интересом, вскоре заскучали и стали потихоньку смещаться к выходу из каморки, к яркому свету и свежему воздуху, и Березин не стал их останавливать. Антонина наблюдала из-за его плеча, указывая новые цели – сначала на столе, а после и на полках, – и тоже заметно скучала.

Рутина близилась к концу, когда через дверной проём донёсся возбуждённый гул нескольких голосов, которые старались не кричать, но говорили одновременно и оттого сливались в один рой. Сидор хмуро глянул на ожидавшие его внимания предметы и решительно поднялся, не питая ни малейшего стыда за испытанное в этот миг облегчение: не любил он всю эту мороку и с удовольствием перепоручил бы кому-то другому. Но из других имелась только Бересклет, просить которую ещё и об этом было совестно.

Аккуратно раздвинув понятых и постаравшись протиснуться мимо, не вжимая разночинцев в шкафы, а если вжимая – то неглубоко, Сидор шагнул в классную комнату. Пока выбирался, действующих лиц там прибыло, хотя Березин прекрасно помнил, как запирал дверь. Ясно: Верхов открыл и теперь едва сдерживался от торжествующих взглядов в сторону уездного исправника, потому что в класс вошла Вера, следом ещё пара учителей, среди которых Сидор с лёгким чувством гадливости обнаружил Удальцову. Никак она жене и сообщила.