Книга Медвежий край, страница 90 – Дарья Кузнецова

Саранскому невероятно повезло. Уцелеть одному в тундре с таким недугом – иначе как чудом не назовёшь, и Сидор не мог отделаться от мысли, что Косой наверняка поделился с сотрапезниками планами на следующий день. И уж точно не он травил окорок.

Если искать убийцу среди гостей, то версия оставалась одна: учитель. С Оленевым ему как будто нечего было делить, с Кунлелю – тем более, а вот с охотником Саранским всплывал старый как мир мотив: ревность. Притом Верхова вполне могла добродетельно хранить верность мужу, а тот мог не любить жену, это ровным счётом ни на что не влияло. Сидор был глубоко убеждён, что разрушительная ревность – это история не про любовь, а про чувство собственности и нежелание терять что-то, к чему привык и что считаешь полезным. Излишняя родительская опека, ссоры любовников, обиды «забытых» друзей часто росли из этого корня.

Учитель не производил впечатления расчётливого человека и отменного актёра, но это ничего не значило, на убийце редко когда написана степень его вины. Эдуард Олегович совсем не походил на бедного студента Раскольникова, в себе был вполне уверен, мятущейся души не имел, и уж если принял решение об убийстве, мог не слишком-то раскаиваться впоследствии.

Зато ему хватило бы знаний избрать столь изощрённый способ. Больше того, вряд ли он мог бы справиться с опытным охотником иначе, чем с помощью обмана и хитрости. Саранский – крепкий, сильный, здоровый мужчина, с ножом на такого Верхову не пойти, камнем по затылку – тоже рискованно, да и стрелок из него вряд ли отменный. Яд – самое подходящее оружие, пусть молва и считает его женским. И не надо объяснять, отчего учитель долго тянул и воспользовался случаем с визитом к Оленеву: вряд ли он был вхож к Саранскому и вряд ли не вызвал бы подозрений своим приходом. А возможность остаться наедине с окороком не так сложно заиметь в компании троих подвыпивших мужчин, увлечённых разговором.

Думая о таком варианте, Сидор испытывал слабое мутное чувство тревоги. Косой выжил, находится сейчас в городе, и как бы чего не вышло. Вдруг убийце хватит наглости добить жертву? Ещё, не дай бог, попытается устранить препятствие в лице врача. Березину хватало самообладания сдержать порыв прямо сейчас помчаться на выручку, но понимание, что избравший столь сложный и затейливый способ убийства человек не пойдёт резать всех свидетелей среди бела дня, беспокойства не умаляло.

Все остальные варианты предполагали убийцу пришлого, который под каким-то предлогом проник в дом раньше. Конечно, первой и главной жертвой опять становился Оленев, потому что травить кого-то в его доме, кто может ещё и не прийти, – весьма спорный ход. Версия была бы хороша, попади в поле зрения Березина хоть один неприятель покойного, способный устроить этакую своеобразную комбинацию. Только где его искать? На Маликова он, хоть и собирался его проверить, не очень-то рассчитывал.

Оставался ещё вариант сговора, когда план продумал один человек, а шприцем орудовал другой, но не слишком ли это сложно? Да и ради чего?!

Березин попробовал подойти к обстоятельствам с другой стороны, начать не с отношений между присутствующими, а с мотива как такового, но упёрся всё в ту же самую правдоподобную версию.

Страсть. С ней совпало так, что нарочно не придумаешь: почти все, кого могло связать подобное чувство, собрались в одном месте. Один треугольник – Оленев и Кунлелю с домработницей, другой – Саранский и Верхов с женой последнего. Хотя, конечно, не стоило исключать наличия иных ответвлений, не проверив.