Книга Целительница из другого мира, страница 4 – Ли Ан

Нэйл-дизайн. Серьезно? Я одиннадцать лет училась спасать жизни, а успешная Танина дочка рисует цветочки на ногтях.

— Мам, меня сократили, — выпалила я.

Молчание. Секунд пять. Рекорд.

— Ну наконец-то! — выдохнула мама. — Теперь ты найдешь нормальную работу! И мужа! И детей родишь! Тебе уже тридцать два, между прочим!

— Спасибо за напоминание, мам. Я как раз начала забывать, сколько мне лет.

— Не ерничай! Это шанс начать новую жизнь! Вот Танина дочка…

Я отключилась. Мама продолжала что-то говорить про перспективы и новые возможности, но я уже не слушала. Нормальную работу. А что, спасать жизни — это ненормально? Впрочем, за такую зарплату — действительно ненормально.

Домой я добралась к десяти. Барсик встретил меня возмущенным мяуканьем — ужин задерживался.

— Все, Барсик, — сказала я, насыпая ему корм. — Твоя хозяйка официально безработная. Будем экономить. Может, на сухой корм перейдешь?

Кот посмотрел на меня так, что стало ясно — скорее я перейду на сухой корм, чем он откажется от своих паштетов.

Я открыла ноутбук и полезла на сайты с вакансиями. Медсестра — пятнадцать тысяч. Медсестра — восемнадцать тысяч. Медсестра процедурного кабинета — двадцать тысяч, опыт работы от пятнадцати лет. Супер.

А вот менеджер по продажам — от пятидесяти тысяч. Без опыта. SMM-специалист — от сорока. Обучение за счет компании. Таргетолог — от шестидесяти. Что такое таргетолог, я не знала, но за шестьдесят тысяч была готова выяснить.

Я закрыла ноутбук. Может, мама права? Может, пора завязывать с этой медициной? В конце концов, сколько можно биться головой о стену системы здравоохранения?

* * *

Дождь начался в конце дня. Конечно. Идеальное завершение идеального дня. Зонт я, естественно, забыла дома — он мирно стоял в прихожей, абсолютно сухой и бесполезный.

Я побежала к метро, но через квартал поняла, что промокну насквозь. Старенький антикварный магазинчик на углу манил теплым светом из окна. «Древности и курьезы» — гласила вывеска, написанная таким витиеватым шрифтом, что прочитать удалось только с третьей попытки.

Дверь открылась с мелодичным звоном колокольчиков. Внутри пахло старой бумагой, пылью и чем-то еще — уютным и забытым, как детство у бабушки.

— Укрываетесь от дождя? — спросил пожилой мужчина за прилавком. Выглядел он так, словно сам был антиквариатом — бархатный жилет, карманные часы на цепочке, очки в золотой оправе.

— Да, извините, я просто…

— Не извиняйтесь. Дождь — лучший поставщик клиентов для букинистов. Осмотритесь, может, что-то заинтересует.

Я кивнула и пошла вдоль полок. Старые книги, потускневшие картины в тяжелых рамах, фарфоровые статуэтки, которые моя бабушка назвала бы «пылесборниками». И вдруг…

Книга лежала в дальнем углу, почти спрятанная за стопкой атласов. Темно-коричневая кожаная обложка, потертые золотые буквы: «De Herbis et Curationibus». Мой институтский курс латыни еще не совсем выветрился из головы — «О травах и исцелениях».

Я взяла книгу в руки. Тяжелая. Пахла стариной и чем-то травяным — будто кто-то хранил между страниц засушенные растения. Открыла наугад: рукописный текст, удивительно четкий для такой древности, и рисунки — анатомические схемы вперемешку с изображениями растений.

— А, вы нашли мою загадку, — продавец подошел бесшумно, как кот. — Никто не может определить точный возраст этой книги. Предположительно, пятнадцатый век, но экспертиза показывает странные результаты.