Книга Пшеничная вдова, страница 113 – Данила Скит, Сумеречная грёза

– Да разве это глупость? – опешила Исбэль, – Традиция анпети уходит вглубь веков. Еще задолго до перемен Красного Моря леди… хм… Я не слышала никогда, чтобы кто-то отказался от знака внимания.

– Я не люблю турниры и надуманные знаки внимания. Это игра в доблесть, а не настоящий бой. После такой игры смерть, скорее всего, бросит венок на твое бездыханное тело и будет совершенно права. Так что лучше пожалейте свои локоны, они совсем растрепались на ветру – верните ленту на место или подарите ее кому-нибудь другому.

Как же так? Как печально… Исбэль отошла на несколько шагов от источника ярости. Даже простая неотесанность Родерика не так сильно ранила, как жесткая прямота короля. Северяне, благородного они происхождения или простого, были каждый по-своему суров. В разных лицах армия короля собрала все оттенки грубости.

Сир Родерик кричал что-то солдатам, разгружающим телеги с осиновыми бревнами, а потом довольно махнул рукой.

– Мелкая удача – хороший знак, – сказал он, подойдя к королю, – Борта у телег высокие, двух вполне хватит для первого натиска, но только если стрелы сравняют нам шансы.

– Сравняют? – удивилась Исбэль, с упорством верблюда сжимая полоску алой ткани, – А разве лучники не дадут безоговорочное преимущество?

– Для них пара стрел в заднице все равно что укусы комаров, – хохотнул Родерик. Он бы молчал, если нужно было обсудить гобелены, но вокруг был не светский прием и открывать рот перед дамой все же приходилось, – Инаркхи не чувствуют боли, может, все то дурман-трава, никогда не пробовал, не могу знать… кровь с них выливается жутко долго. Убить их трудно, нужно пронзить сердце, чтоб наверняка. Но я предпочитаю бить прямо в шею, даже упертая кровь оттуда течет, как надо. Сдается мне, у некоторых сердца и вовсе нет, так трудно в него попасть… со всем уважением…

Исбэль побледнела настолько, насколько это было возможно для кожи, неспособной загорать на солнце.

– Но… может… не нужно этого ничего? Мой король, зачем идти в бой? Давайте просто уедем.

– Не говорите глупостей, – ответил Реборн, – Мы наследили достаточно, чтобы за нами гнались до самой столицы. Вам давно пора идти к своей лошади. Хотя… королева может еще ненадолго задержаться и послушать речи сира Родерика.

Исбэль этого совсем не хотелось, но и уйти с лентой в руках она не могла. Совсем не могла… королева будет выглядеть совсем дурочкой, разве это достойно?

– Сир Хардрок… – подошла она к угрюмому лекарю, поправлявшему седло на лошади, – Скажите им, что не нужно идти в бой. Разве это разумно?

Шуршание меча, вынимаемого из ножен, закрепленных на седле, ответило на ее вопрос.

– Как, и вы тоже? – у Исбэль ослабли ноги.

Мимо прошел высокий повар в кольчуге и с топором в руках. Исбэль оглянулась и брови ее поползли вверх: все мужчины, включая оруженосцев, готовились к битве. У некоторых в руках она заметила кухонные ножи за неимением мечей и пик.

– Нельзя запретить северянину выступить против Безумного, – мрачно ответил сир Хардрок, – Великая честь. Для них, для меня. Смерть с именем в камне навеки. Славно.

Исбэль гадала, кем же был сир Хардрок до того, как стал лекарем…

– Тогда… может, вы примете эту ленту? – спросила она и протянула алую полоску Туруну Хардроку, – Уверена, она придаст вам сил.

– С радостью, моя королева. Это честь для меня, – ей показалось, или промелькнула улыбка в соколиных глазах сурового северянина? Нахлобученная шерсть на его плаще затрепетала в другую сторону, когда он освобождал руку от перчатки. Но потом… взгляд Хардрока скользнул поверх головы Исбэль, прямо ей за спину – туда, где стоял король и речи его резко сменились: – Но не расстроится ли королева, – сказал он, пряча руку под плащ, – если знак ее внимания сир Хардрок будет носить не на руке, а у самого сердца?