Книга Пшеничная вдова, страница 139 – Данила Скит, Сумеречная грёза

С утра на ней было самое прекрасное из ее повседневных платьев, темно-зеленое с тонкой золотистой вышивкой, высоким воротником, слегка открывающим плечи и двумя толстыми лентами, вшитыми по центру до самого пола длинной юбки. Сзади стягивались завязки корсета. Волосы были усыпаны блестящими, белоснежными нарциссами с непрозрачными авантюринами по центру.

Первая монетка – утро, а вторая – ключник. Когда ушли служанки, королева танцевала, взяв в кавалеры подол собственного платья. Она кружила и кружила, пока не не стало двоиться в глазах. Только тогда остановилась, отчаянно желая похлопать в ладоши от восторга. Но не стала, потому и так уже ведет себя как ребенок, или вовсе как дурочка. Лихорадочное возбуждение не оставляло с самого утра. Сегодня должно было произойти что-то невообразимо важное, она это точно чувствовала. Исбэль юркнула в дверь навстречу хорошему настроению.

Ей нужны были эти слова. Пусть Пентри повторит все то, что сказал ей там, в темнице. Исбэль должна была знать, должна была почувствовать, что ничего не изменилось и народ готов отдать всю силу своей любви. Ведь она сильная, пока в нее верят… Люди – ее призрачные мотыльки, у которых тысячи крылышек. Прочней их нет на всем белом свете.

В этот замечательный полдень не раздражали и высокие стражники, ходившие за ней по пятам. Там, куда она направлялась, наверняка, они могли быть по-своему полезны. В конце концов, она уже давно привыкла к Ульрику. К тому же, после рассказов Марты потеряла интерес к нему как к чему-то угрожающему. Только оставалось любопытно, продолжает ли он мочиться мимо горшка по ночам. За неимением фрейлин Исбэль взяла с собой пару служанок, но, подумав, оставила их на выходе из дворца.

– По утрам ключник обходит нижние тоннели, светлейшая государыня, – тюремщик склонил голову в поклоне, но Исбэль показалось, что так он просто хочет получше ее рассмотреть.

Дородный детина имел большую щербину на лице, она проходила прямо от утонувшего в глубокой глазнице глаза под нависшем лбом и до самой верхней губы. Второй глаз его, напротив, выкатывался. Некоторые королевские шуты умели жонглировать глазами, но никогда не было, чтобы они ходили так все время. Непохоже, чтобы тюремщик любил шутить шутки – от его плотного жилета из вареной кожи пахло потом и мольбами узников. Под ним не было ничего, кроме мясистого тела и шерстистого волосяного покрова, отчего тот смахивал на вепря.

– Мне нужен ключник, – твердо ответила Исбэль, используя как щит крылышки утренних мотыльков, – Отведите меня к нему.

– Место это местами отвратное, – Дорк по прозвищу Зоркий не испытывал склонность к лишним движениям и словам, – Там сыро, холодно и жуткая вонь. Могут схватить и за подол… Космы тоже придется поберечь. Не подходит для королев, светлейшая государыня.

– Разве у нас так много узников? – удивилась Исбэль.

Дорк моргнул левым глазом, на правый не натягивалось веко. Лицо его ничего не выражало. Возможно, совсем никогда.

– Почти все воры, – холодно пояснил Дорк, – Время голодное и лихое. Оттого и длинноруки.

– Но что же они крадут?

– В основном еду. В основном на рынках.

– Как же так? – удивилась Исбэль, – Разве за это нужно сажать в тюрьму? За кусок хлеба или морковку следует уплатить малую цену или отработать так, как захочет купец. Если сажать всех, не хватит не тюрем, не людей. В Теллостосе так не принято!