Книга Пшеничная вдова, страница 60 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Четвертый вздох. Взъерошенные служки кинулись по рядам свечей, вновь зажигая волю Богов. Десятки пар глаз сосредоточились на высокой фигуре в черном праздничном камзоле с королевской печатью на груди. Казалось, они следили даже за тем, как Реборн дышал.

Пятый вздох. По полу поползли мясистые лепестки баорелии – первых цветов по весне. Нежные и розовые, они подчинились воле ветра и кинулись прямо под ноги молодоженам. Реборн стал поднимать ноги выше, шаг его стал более размеренным.

Шестой вздох. Под натиском любопытства стерлись все границы, обычаи и статусы – каждый пытался занять лучшее место для обзора. Коридор за спинами молодоженов замкнулся живой стеной, смешав знать с простонародьем. Фата Исбэль зацепила больше сотни людей и потащила за собой.

Седьмой…

Хватит!

Исбэль одернула руку, сердце ее неистово колотилось: «Ну же… Я выплеснула все, что было. Это должно произойти прямо сейчас».

Словно морская волна, по головам зевак, открывая и закрывая рты, прошелся говорливый шум. Стража теснила простой люд, норовивший подобраться к ступеням храма. После этого дня наверняка найдется пара десятков людей, ходящих с вытянутыми шеями, словно гуси.

Один небрежный шаг, и Реборн качнулся. Подол невесты был слишком широк, а ткань – скользка. Исбэль почувствовала, как что-то ее удерживает, и с силой подалась вперед. Она была готова упасть кубарем со ступенек, лишь бы Реборн полетел вслед за ней. Толпа ахнула, а кто-то даже неосторожно крикнул:

– Началось!

Но Реборн удержал равновесие.

Посмотрев на толпу звериным взглядом из-под густых бровей, он медленно, свирепо прошелся по серьезным и глупым, с открытыми ртами и без, по щербатым и не очень лицам. Потом опустил голову и взглянул на смотрящую под его ноги Исбэль. Та так внимательно глядела, что совсем забыла об осторожности. Словно ошпаренная его взглядом, та резко отвернулась и поджала губы от досады. К горлу подступал ком. Вот-вот, и слезы хлынут из обиженных глаз.

Они уселись в пышную карету без верха, послышался свист хлыста и решительное «но!». Исбэль к нему так и не повернулась. Реборн знал, что на глазах ее совсем не слезы радости, он оставил жену в гордом одиночестве – гадать, что же не так с ее проклятьем.

«Ты не высосешь из меня жизнь, пшеничная вдова, – думал новый король, с холодным спокойствием изучая кровавые отметины на своей ладони, – Потому что я уже мертв».

Исбэль стояла посреди супружеской спальни и не знала куда себя деть.

Отгремели горны, были спеты все песни и баллады, выпито и съедено столько, что у кого-то на свадьбе случился заворот кишок. Пир ещё продолжался, но уже вяло, предрассветно, и без короля и королевы. Никто так и не дождался смерти новоиспечённого мужа, к концу пира все уже устали глазеть на скучающего Реборна, за весь вечер не вымолвившего и слова. Впрочем, как и Исбэль – она сидела подле своего мужа со скорбью, порой, украдкой, с осторожностью косясь на него. В какой-то момент королеве надоело опасливо озираться и та начала хвататься за бокалы с вином. Чем ровнее дышал Реборн, тем больше пила Исбэль. Один, другой, третий… пока король не приказал слугам не наливать ей вовсе.

– Красивая ночь, – неуверенно начала Исбэль, – У нас такая луна называется «на сносях». Полная и круглая Сегодня ее свет затмевает даже звезды.