Книга Пшеничная вдова, страница 66 – Данила Скит, Сумеречная грёза

Перед отходом ко сну Исбэль поняла, что вовсе не нужно изображать повадки животного, чтобы уловить их суть. Проваливаясь в глубокое, беспробудное забытье, принцесса никому не подражала – удавалось ей это всегда легко.

– Я бы сказал доброе утро, но уже давно день! – король Бернад выплюнул упрек, даже не шуршавший оберткой вежливости. Наверняка, подумала Исбэль, если бы она очнулась к рассвету, он и тогда не утрудил себя приветсвием, – Стоило бы воздержать себя от хмеля. Вы каждый день почиваете до обеда, или только когда напиваетесь?

Говорят, что самые спокойные животные – это удавы. А еще говорят, что корширский удав сдавливает шею жертвы так сильно, что не разжимает своих тисков даже когда ему отрубают голову. Шея у Бернада была толстая и в силу возраста сделалась одутловата, так что на нее могло понадобиться и два удава.

– Только когда напиваюсь.

Помни, Исбэль, страх достигает самого сердца и убивает его. Нет в нем никакой пользы. Но как же трудно помнить об этом все время… Король Бернад прошелся по Исбэль холодом ледяных глаз, с головы до ног: от самой макушки огненных волос и до острых носочков бежевых туфель, ушками лисы выглядывающих из-под длинной юбки простенького зеленого платья. Жаль, на талии не было оборок, за которые можно было схватиться, поэтому королева просто сплела пальцы рук. И выпрямила спину.

– Мы собрались здесь не за тем, чтобы обсуждать пристрастия королевы, – Реборн стоял, расставив ноги на ширине плеч и сцепив руки за спиной, и вглядывался вдаль. Когда Исбэль вошла, он даже не обернулся.

У Исбэль не нашлось слов. За те дни, что она провела в незаслуженных муках, ее уже успели наречь пьянчугой.

– Уж лучше бы вы жили как все остальные леди! Зачем вам было вообще колесить по королевству? – король Бернад вовсе не обладал деликатностью лебедя.

– У меня была хорошая мотивация, – сдержанно ответила Исбэль.

– А как же так получилось, что король Дорвуд это одобрил?

– У него была хорошая мотивация.

Он сидел на том самом месте – во главе резного стола из красного дерева. Любимое место отца… Может, чувствовал внутренним чутьем? Словно хищник, желающий пометить свою территорию. Стереть любое напоминание о правящей крови, будто небрежно пролитое на этот самый стол вино.

– Мне не нравится, как вы мне отвечаете, молодая леди, – Бернад был прям, как клинок, и остр ровно так же. Снисходительность к собеседнику была явно не из тех блюд, что он привык пробовать на собственном столе. Бернад поднял руку и проткнул пальцем воздух прямо перед собой, – Думал, что в этой рыжей головке хватит мозгов, чтобы понять, кто сидит перед вами.

– Прошу меня простить. У меня нет намерения оскорбить вас или вызвать гнев словами, недостойными благочестивой леди, – учтиво ответила Исбэль, подумав, что гнев Бернада вызывают вовсе не слова, а сам факт ее существования, – Но никто из нас не в силах взрастить себе новое сердце. Оно дается нам от рождения, и из него льются все слова. Как орел прирожден летать, змея ползать, а рыба…

– А рыба – молчать! – рявкнул Бернад, – Хорошо сказали! Рыба! – он громко хохотнул, – Советую вам почаще брать пример с рыб. Те плавают целыми косяками, сколько пользы без всяких слов!

«А потом их вылавливают сетями и всем косяком солят в бочках», – подумала Исбэль, но вслух, конечно же, не сказала.