Онлайн книга «Неладная сила»
|
* * * – Давай я с ним потолкую, – тихонько убеждал Воята Устинью. Они стояли во дворе у Еленки, возле телеги, ожидая, пока хозяйка соберет короб съестных припасов и Куприян вынесет его. – Что вы маетесь? – Нет, не надо. Ты же видишь – он меня не любит больше. Встретит – отворачивается. Я знала… мать Агния меня предупреждала… – О чем? – Воята понял брови, не понимая, как игуменья-то замешалась в эти странные любовные дела. – Она не хотела мне сказать, только сказала, что если я Демку и выручу, она у него отнимет кое-что… – Мать Агния? – Воята поперхнулся, невольно вообразив, как мать Агния отнимает у Демки залатанные портки – что еще-то с него взять? – Да Невея! Отнимет что-то. А что – не сказала. Теперь видно что – любовь его она и отняла. Ну и пусть. Я давно в инокини думала идти. Теперь и пойду. Она сказала, что примет меня. – Невея? – Мать Агния. Я и с Демкой тогда обручилась, потому что мать Агния сказала, что мне надобно, прежде чем в инокини идти, замужем побыть и овдоветь. Вот я теперь все равно что овдовела. Все к лучшему Господь устроит. Забудь об этих делах, о своих лучше думай! Устинья кивнула на Тёмушку, вышедшую во двор вместе с матерью провожать Куприяна. Воята только вздохнул. Он угадывал тоску за внешне спокойным лицом Устиньи, но не мог вмешиваться вопреки ее желанию. Да и правда, что за пара ей этот Демка? «Может, оно и к лучшему, что он все забыл!» – убеждала себя Устинья. Сама же изумлялась, что решилась обручиться с первым в волости шалопутом, вдовцом, почти бобылем! Ей ли такой жених в версту? А теперь Демка жив, но позабыл все, что их связывало, будто и не было. И она может считать себя свободной – об их сговоре ведь только они вдвое и знали, да еще Куприян, да еще Вояте в Новгороде она рассказала, чтобы объяснить, почему так радеет за спасение Демки Бесомыги. Лесное колечко она сняла с пальца – больно было смотреть на него – и спрятала в мешочек за пазуху. Мать Агния ждет ее. Все устраивается хорошо. Только вот еще бы колокол Панфириев найти да упырей избыть. Но душа болела, камнем лежала на сердце тоска, и причиной тому были вовсе не упыри. Вид Демки на улицах Сумежья был как удар чем-то острым в грудь. Хоть он и не яичко писаное, но боль от потери этого сомнительного приобретения никак не проходила. Перед злополучными Купалями Устинья уже себя саму увидела другой, мысленно порвала с девичьей жизнью. Вернуться к прежнему было все равно что… сесть в лодку, взять весла и вдруг потерять реку. Правда, Устинья слегка покривила душой, когда сказала Вояте, что Демка к ней совсем охладел. При случайных встречах он бросал на нее пристальный острый взгляд, чуть ли не враждебный, но не равнодушный. Однажды, когда Устинья с Тёмушкой вечером пошли за водой, наткнулись на Демку – он как раз шел из кузницы домой, еще с мокрыми волосами после умывания. – Серебро в ведро, – приветствовал он их и прочистил горло. – Устинья… – Будь здоров и ты! – ровным голосом, как всякому доброму человеку, ответила она. – Ты не думай, я… – Демка бросил взгляд на Тёмушку, и та, оставив ведра, отошла в сторону. – Я ж не болван бесчувственный, ты не думай… У Устиньи забилось сердце, душу согрела надежда. Он вспомнил? – Ты уж дважды меня от гибели спасла. Тогда весной, когда меня лихорадка схватила, и сейчас. Я понимаю… я ж не пес какой бессовестный. Не знаю, чем смогу пригодиться… будет надо, отслужу хоть как. Полотна те твои… как заработаю что – отдам. |