Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Но кое-что не давало Вояте счесть Еленку лгуньей – она была матерью Артемии. А дева Артемия, не кто иной, подсказала ему найти Панфириево писание в Псалтири, которую невесть сколько лет никто не листал. Весь день Воята бродил, не находя себе места. Баба Параскева поглядывала на него, но ни о чём не спрашивала. – Баба Параскева! – решился он под вечер. – А что, когда отец Касьян с женой жил… Еленкой… у них дети-то были? – Были, – несколько задумчиво, будто прикидывая, к чему может вести такой вопрос, ответила хозяйка. – Одно дитя Бог дал. Девочку. Звали… не то Домушка, не то Тонюшка… – Может, Тёмушка? – И верно… – Что с нею сталось? Баба Параскева задумалась, даже перестала прясть. – Пропала она куда-то. Ещё совсем была мала, косичку не заплетали ей. То ли в лес пошла да сгинула, то ли утопла… Чтобы хворала, не припомню. – Может, леший унёс? – А может, и леший… Да, помню, Еленка к Егорке-пастуху ходила, относы носила, да только не помогли они. Она так помаялась до зимы, а потом и сбежала в Песты. А кто это тебе рассказал-то? – Сама Еленка. Воята не хотел передавать, что Еленка рассказала ему не только о дочери. Ещё не хватало – пустить такую молву о священнике! Разобраться, где тут правда, он пока не видел способа, но об Артемии думал постоянно. Здесь ничего решать не нужно – нужно отыскать её и вернуть. До Петрова дня оставалось три месяца с лишним, но и дело было такое, что не знаешь, с какого конца к нему подступиться. – А вот если человеку надо с лешим повстречаться, – начал он снова, – как к нему на дорогу попасть? – Леший-то нынче спит! Проснётся, как снег сойдёт, не раньше. Может, недель через четыре, пять. Ты грачей видел? – Не глядел как-то… – Погляди. Коли к Овдотьину дню грач прилетел – снег рано сойдёт. Макарьев день ясный был – весну раннюю надо ждать. А как на дорогу к лешему попасть – не у меня надо спрашивать. – А у кого? Воята подумал о Миколке: тот живёт в лесу и уж, наверное, с лешим знается. Или не смеет леший так близко к монастырю подходить, церковного била пугается? – К Егорке-пастуху надо. А не к нему, так к Куприяну из Барсуков. – Куприяна помню. Он мне тогда в Лихой лог петуха принёс. Воята улыбнулся, вспомнил коренастого мужика с густой бородой, широким носом и глубоко посаженными глазами. – Он, может, и поболее Егорки знает. Куприян-то в молодых годах волхвом был. – Баба Параскева понизила голос. – С семи лет его родители в научение к волхвам отдали: такой зарок его отец им дал, уж больно долго им Бог детей не посылал. В двенадцать лет он уж научился разных духов вызывать и приказания им отдавать, потом странствовал много и везде разным волхованиям обучался. Мертвецов, говорят, мог из могил вызывать и беседы с ними вести. По звёздам пророчества делал. Духов этих у него в услужении было, что мошкары. И чего только не умел он! Мог и тучами управлять, дождю, грозе, ветрам, молниям, граду повелевать. Бесовки-лихорадки были как псы его верные – на кого захочет, нашлёт, кого захочет – избавит. Теперь-то он такими делами не занимается, да знает много. – Как же он от этого дела отстал? – Племянница его отговорила, Устинья. Был у Куприяна брат поп – отец Евсевий, у Николы в Марогощах служил. А у него дочка – Устинья. Отец Евсевий-то брата много пытался от дел бесовских отвратить, да тот не слушал, и жили они недружно. Был в Марогощах парень один – как звали, не знаю. Приглянулась ему Устинья. Он уж к ней и так, и эдак, всю зиму на супредках к ней подольщался, а она и не глядит. На Ярилин день пытался даже умыкнуть её, да она кричать стала, отбивалась, тут люди подоспели, отбили её. Парень тогда к Куприяну пошёл да и просит: дай мне, дескать, корешок какой, чтобы приворожить попову дочку. А Куприян-то: ужо, думает, брат Евсевий, посчитаюсь я с тобою за твою брань. Принялся ворожить, блудных бесов на племянницу родную насылать. Вот чует она среди ночи: одолевают её блудные помыслы, и всё тот парень на уме. Да смекнула, что дело то нечистое, стала молиться. Бесы бились-бились, да ушли ни с чем… |