Книга Знамение змиево, страница 132 – Елизавета Дворецкая

Но осталось только три дня! После Великого поста начнутся уже и хороводы, но как выждать эти семь недель? За это время и леший проснётся. Нынче уже не успеть, а вот завтра…

Что ему будут рады, Воята особо не сомневался – где ж это не рады бывают гусляру? Никого в Барсуках не зная, он подбил на поход Сбыню, и они пустились в путь сразу, как закончилась вечерня.

На выходе из Погостища к ним вдруг привязался молотобоец Дёмка.

– Не староват ли ты по супредкам ходить? – поддел его Сбыня.

– Когда ты слепым щенком родился, я к твоему отцу на пир рядился! – не остался в долгу Дёмка. – Может, и для меня сыщется вдовушка помоложе. Не всё же таким доставаться, кто в церкви поёт чисто твой ангел!

Дёмка уже несколько лет вдовел, но идти за него в Сумежье никто не хотел ради буйного нрава, бедности, рябого лица и вечного запаха горелого железа.

– Смолоду кривулина, под старость кокора! – засмеялся Сбыня. – Всех девок нам личиком своим распугаешь!

– Я распугаю, а Гавриил-архангел наш запоёт, обратно приманит.

Гавриилом-архангелом Вояту прозвали парни после той драки, но он этого не любил – не годится шутить над божественным. Теперь он так пихнул Дёмку в плечо, что чуть не сшиб с дороги в овраг, а когда тот, взмахнув длинными руками, хотел ответить, заслонился гуслями, и Дёмка унялся. Без Сбыни Дёмку, с его разбойничьей рожей, едва ли пустили бы на супредки в чужой деревне – ему и в Сумежье-то не всегда бывали рады. Поскольку супредки собирались в избе бабы Параскевы, где жил Воята, Дёмка в эту зиму на них почти не бывал, из-за чего тоже злился, но до того вечера на Никольщинах открыто вражды проявлять не смел. Будучи побит вместе со всем хвостатым воинством, поначалу замышлял месть, но, видя, что Воята не гордится и не насмешничает, постепенно признал, что у того есть право на гордость.

Сбынина мать была родом из Барсуков, у него имелось там немало родни, и Сбыня в Барсуки хаживал часто.

– Тамошние девки не по избам собираются, а по баням, – рассказывал он доро́гой. – Где бани попросторнее, они вечерами там сидят – без стариков-то оно вольнее.

– Уж это ясно, – соглашался Дёмка, которого никакие старики не любили.

Почти их не слушая, Воята поглядывал на луну. «До того Страхота волком ночным бегал, теперь Плескач бегает…» – вспоминалось ему. Только на днях прошло новолуние, в небе светился тонкий серпик месяца – ресничка даже, а не серп. До полнолуния, опасного времени, оставалось ещё почти две недели. Когда он видел призрачную избу и зубастое облако мрака, тоже было полнолуние.

– А ты кого там, в Барсуках, повидать-то хочешь, а, Воята? – вдруг спросил Сбыня.

– Устинью, – поколебавшись, всё же сознался Воята. – Племянницу Куприяна-знахаря.

Он предпочёл бы своей цели не открывать, но опасался, что Устинья не явится на супредки, и тогда придётся искать Куприянову избу, а тут без Сбыни ему не справиться. Ходит ли на супредки такая строгая девушка? Если кто не ходит, тех замуж не берут, но Устинья, как сказала баба Параскева, вроде бы и вовсе туда не собирается.

Дёмка насмешливо просвистел.

– Забудь! – посоветовал он. – Сия царевна не для наших рыл.

– Она, говорят, в Усть-Хвойский монастырь хочет идти, да игуменья благословения не даёт ей – де молода слишком, – добавил Сбыня. – У них там, слышно, одни старухи Богу молятся, как отца Еронова вдова.