Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Когда закончилась Светлая седмица, нетерпение Вояты сделалось неодолимым. Вечером вторника он не ложился спать. Уже и баба Параскева улеглась у себя за занавеской, а Воята сидел на лавке, при единственной свече на столе, выжидая, пока окончательно затихнет Погостище и все обитатели его погрузятся в крепкий сон. Параскева Пятница поглядывала на него из своего угла, и Воята мысленно обращался к ней за помощью: ведь она, мученица иконийская, была матерью всех прочих пятниц, великих и малых, чью тайну он тщился разгадать. Подойдя к оконцу, Воята отодвинул заслонку – повеяло холодом весенней ночи. Прислушался – ни звука. Пора, пожалуй. От волнения Вояту била дрожь, и дальше ждать не хватало терпения. Запахнув кожух и перепоясавшись, он взял шапку. Дверь в избу Воята смазал заранее, и она открылась без скрипа. На небе сиял месяц, худеющий, но пока довольно полный. Середина площади была освещена, и Воята обогнул её, держась в тени близ дворов. Он выбрал путь, чтобы не проходить мимо поповского дома, и поглядел на него издали: там тоже тихо, заслонка оконца задвинута. Отец Касьян спит, а старая Ираида убралась к себе в избу давным-давно. Прижимаясь к стене церкви, где тоже была тень, Воята пробрался к крыльцу. Ключ от церковной двери он держал наготове. Здесь ему пришлось покинуть спасительную тень: собравшись с духом, он ступил на валун, обломок старого бога, оттуда шагнул на длинное крыльцо. Хорошо, что старый бог лежит лицом вниз – видоки[61]Вояте не нужны. Миновал тускло светящееся под лунным светом церковное било, в которое сам же колотил два раза на дню. Вставил тяжёлый ключ в замок и нажал. Эту дверь он тоже смазал, и она отворилась в тишине – будто звериная пасть, открыв проход в сплошную тьму. Скользнув внутрь, Воята спешно закрыл за собой дверь. Огляделся. Казалось бы, церковь для него – место привычное, но сейчас оно было чужим, как сам тот свет. Ночью он бывал в церквях только во время пения, а тогда ночь от дня не сильно отличается – свечи, народ толпится, голоса… Но в молчаливой тёмной церкви он не бывал ещё ни разу – ни в Новгороде, ни тем более в Сумежье. Немного лунного света проникало внутрь через два малых оконца ближе к тяблу. Постояв, пока глаза привыкли к этому скудному освещению, Воята двинулся вперёд, стараясь ступать неслышно. Теперь, когда дверь за ним закрылась, он несколько успокоился: даже и выгляни кто-то из жителей Погостища, не увидит парамонаря, в такой неурочный час лезущего в церковь. Держась восточной стороны, Воята обошёл тябло через правые двери к диаконнику[62]и через Горнее место приблизился к трапезе. Сердце замирало и руки дрожали – как бы Бог не счёл его кощунником, что ради своего любопытства тревожит священное место, священную утварь и книгу, да ещё в неурочное время и тайком от иерея. Непрестанно крестясь и бормоча про себя «помилуй мя», зажёг свечи в напрестольном семисвечнике. Трапеза осветилась. Из мрака выступили хорошо Вояте знакомые священные предметы: серебряный напрестольный крест, дар одного из прежних бояр Мирогостичей, бронзовая дарохранительница, Евангелие. Вид этих вещей отчасти успокоил Вояту – торжественный вид горящего семисвечника прогонял мелкий страх, – и перевёл его тревогу на более высокую ступень: казалось, при этом свете и Бог, и ангелы увидят Вояту куда лучше, чем во тьме. |