Книга Знамение змиево, страница 151 – Елизавета Дворецкая

Но ещё сильнее поражало лицо отца Касьяна. Глаза его были закрыты, рот приоткрыт, ноздри подрагивали и ширились, как у зверя, ловящего запах добычи или опасности.

Не зная, как это понимать и что делать, Воята замер в шаге от трапезы. Отец Касьян двинулся вперёд. Его босые ноги ступали по дубовым плахам пола совершенно неслышно. Воята осознал: отец Касьян прошёл через Царские врата, что можно делать только при богослужении, а значит… Что это значит, он не понимал, но видел: его собственное вторжение в алтарь – тут ещё не самое странное.

Вытянув руки вперёд, отец Касьян шёл к нему. С закрытыми глазами. И тут Вояту пронзил ужас. Ладно если бы кто-то в Погостище подглядел, как парамонарь во тьме пробирается в церковь, довёл отцу Касьяну, тот бы пришёл, поспешно одевшись, и обрушился бы на негодного с законным гневом… И то он вошёл бы через диаконник или жертвенник, но не напрямую через Царские врата!

Отец Касьян не задавал вопросов, не бранился. Молча и плавно, неслышно двигался прямо на Вояту с вытянутыми руками. Мелькнули воспоминания о той заклятой царевне из склепа, её: «Кто в доме, кто в тёмном? Съем, съем»! Воята осознал: он находится ровно в том же положении, что безымянный мальчик, который пошёл отчитывать заклятую царевну и стоял с Евангелием в середине трёх очерченных кругов… Он же, Воята, никаких кругов не чертил и никакой «старенький старичок», Никола Милостивый, ему не помогает. Евангелие было, но читать оттуда или из каких-то чудодейственных псалмов ему в голову не пришло. Опасность была слишком близка – не успеешь «Живый в помощи вышняго» сказать, как…

Воята попятился от трапезы, и тут отец Касьян подался вперёд и схватил его за рукав кожуха. Воята дёрнулся, но ощутил, что в этих пальцах сила клещей железных. Не рассуждая, свободной рукой заехал противнику кулаком под дых. Тот дёрнулся, слегка согнулся, но остался на месте. Его вторая рука потянулась к лицу Вояты – широкая ладонь заслонила свет, пальцы надвигались, шевелились, как черви, норовя впиться в глаза…

Задыхаясь от ужаса, Воята от души, как на волховском мосту, врезал отцу Касьяну в скулу. Любого, хоть самого Якима Кожемяку, лучшего бойца Торговой стороны, такой удар опрокинул бы навзничь. Известного успеха он достиг – сила удара оторвала отца Касьяна от Вояты, отбросила на пару шагов, он покачнулся, но устоял на ногах.

Поп одержим бесом. Холодное осознание пронзило Вояту вместе с ясным ощущением смертельной опасности, сменившем испуг и недоумение. Тяжесть своей руки он знал: не может обычный человек выдержать такие удары и устоять на ногах. Только если движет им чужая злая воля.

Пока отец Касьян восстанавливал равновесие, Воята обогнул трапезу, держа в уме дверь диаконника. Даже сейчас он не смел пройти через Царские врата: и для иерея это грех помимо службы, а для него, мирянина, вдвойне. Но отец Касьян метнулся наперерез. На скуле у него горело багровое пятно, однако резвости он не утратил. Никогда раньше Воята не думал, что этот немолодой, величественной повадки человек может так быстро двигаться, со звериной бездумной ловкостью.

Вытянутые руки искали горло Вояты, и тот хорошо понимал, что будет, если одержимый его достанет. Удавит, как курёнка. Тут псалмы не спасут. Он уже ощущал эти холодные, как железо, и такие же крепкие пальцы у себя на горле. От ужаса дыхание сбивалось, голова горела, руки холодели.