Книга Знамение змиево, страница 154 – Елизавета Дворецкая

После бестолковой, боязливой суеты наконец доставили пару одеял, закутали бесчувственного батюшку, подняли втроём – Воята, Арсентий и Дёмка, как самый здоровый из тех, кто оказался поблизости, – и понесли в попову избу, благо она стояла почти вплотную к церкви. Там уложили на лавку, служившую ему постелью, и укрыли. Руки и ноги отца Касьяна были холодны как лёд. И неудивительно: невесть сколько он пролежал в одной сорочке в холодной церкви, с открытой дверью в весеннюю ночь. Мог бы насмерть замёрзнуть, не будь такой здоровый.

Пока бабы сбегали за Ираидой и Параскевой, Воята оглядел избу. Верхняя одежда священника лежала на ларе, куда он и должен был её поместить, устраиваясь спать. Пока ещё никто не задавал вопросов, с чего бы это батюшка среди ночи один, да ещё босиком и в сорочке, отправился в церковь и как лишился чувств. Явившаяся первой баба Параскева осмотрела его и указала на здоровенную шишку на маковке. Скула, куда прилетел Воятин кулак, опухла и побагровела.

– Кто ж его бил-то? – просипел Арсентий.

– Видать, бесы! – сказал Овсей. – Схватился с ними… чудо, что жив остался!

– Бог спас!

Воята молча сглатывал. Его бледность и потрясённый вид никого не удивляли.

Ключ… Всего от церкви имелись два ключа, и Воята не знал, где отец Касьян хранит свой. Ночью тот явился без ключа. Свой ключ Воята унёс с собой, слава Богу, не выронил. Если кто-то сообразит поискать поповский ключ и найдёт его на обычном месте, станет очевидным, что отец Касьян вошёл в уже отпёртую церковь и отпёр её кто-то другой. А второй ключ имеется только у парамонаря. Но что делать – Воята не мог сообразить. Не искать же поповский ключ на глазах у всех, у старейшин и баб! А отец Касьян своим ключом со времени приезда Вояты не пользовался и мог запрятать невесть куда, в утку и зай-ца. Оставалось надеяться, что об этом никто не подумает. Но если бы отец Касьян, сохрани Бог, оказался убит, то посадничьи праведщики уж точно спросили бы о ключах! А если отец Касьян всё же умрёт? Чувствуя, что вовсе не избавился ещё от опасности, Воята дрожал под кожухом от жара и озноба разом.

Оставив баб в поповской избе, он вернулся в церковь. Выдворил народ – пения нынче не будет, – закрыл Царские врата и боковые двери тябла, заменил сгоревшие свечи в семисвечнике, уложил Евангелие и крест как следует. Трещина через всю верхнюю крышку казалась издевательской бесовой ухмылкой. Когда её кто-то заметит… Тоже будут толковать, откуда взялась.

Помнит ли что-то отец Касьян? Если помнит, Вояту ещё ждёт встреча с посадничьими праведщиками, которых вызовут, чтобы передать им парамонаря, обвинённого в попытке убийства иерея. Напасть на попа в самом алтаре, жахнуть Евангелием по голове! Про такое святотатство Воята и не слышал никогда. Архиепископ сошлёт его в монастырь и запрёт на всю жизнь, велит кормить одним хлебом, и то раз в три дня… Воята содрогался с головы до ног, воображая свою будущую участь. Родителям-то какой позор – на весь Новгород! И отец, поп Тимофей, может через это дело прихода лишиться. А как оправдаешься – скажешь, поп бесом одержим и хотел меня убить? А что ты, отроче, делал ночью в алтаре? Крест серебряный напрестольный хотел украсть? Какие-такие надписи старца Панфирия, тебе-то что до них?