Онлайн книга «Знамение змиево»
|
Почему же обертун в церковь явился не зверем? Да потому что не полнолуние было, ответил сам себе Воята, а ветхий перекрой. Не может он, видать, не на полони оборачиваться. Телом остался как человек, но дух в нём был… недобрый. И этот дух знает обо всём, что произошло. Почти успокоившись, рассуждая здраво, Воята приходил к мысли: этот дух его в покое не оставит. Просто выбросить из головы тайны священных пятниц – едва ли поможет. Разве что уехать отсюда поскорее. Никто не удивится: люди скажут, не хочет попович стать новой жертвой бесов. Но как же Артемия? Она всё ещё во власти лешего, и не пройдёт и двух месяцев, как сделается полной лешачихой – если он, Воята, ей не поможет. Попробуй он сбежать от этого дела – не знал бы покоя всю жизнь. Артемии надо помочь. Хотя бы попытаться. Но с её отцом-обертуном надо как-то управиться, иначе он ни ей, ни Вояте жизни не даст. Управишься с ним, думал Воята, ворочаясь. Можно ли изгнать беса, оставив человека живым? Или бес слишком прочно в нём угнездился и жертву не выпустит? А если отец Касьян оправится и снова попытается его убить? Один раз Вояту спасла священная книга, но нельзя же вечно колотить оборотней Евангелием! Если полезет опять – надо что-то другое иметь под рукой… * * * Ещё день Воята просидел в избе, как просватанный. Попадаться людям на глаза не хотелось, чтобы не отвечать сорок раз одно и то же: не знаю, не ведаю, дома спал – и чувствовать себя отъявленным лжецом. Баба Параскева в очередь с Ираидой ходила за отцом Касьяном, забегала домой приготовить что-нибудь и присмотреть за собственным хозяйством. Увидевшись с ней среди дня, Воята, стыдясь, намекнул, не может ли она, как будет одна со спящим больным, поискать поповский ключ от церкви. – Да если кто спросит, скажи, забыл в тот вечер церковь замкнуть, – спокойно посоветовала баба Параскева. – Свой ключ назад принёс, а до батюшкина тебе дела нет. У Вояты несколько полегчало на душе. Мог же он забыть запереть церковь? Мог, тем более что как раз был Зелёный Ярила и народ гулял на лугу: не диво, что молодой парамонарь спешил скорее развязаться с делами и идти смотреть, как нарядные девки впервые в это лето заводят круги. Тогда отец Касьян ночью вошёл в открытую церковь, как привык, а парамонарь, сунув свой ключ в красный угол под иконы, спокойно видел сны… Было успокоившись, на вторую ночь после схватки в алтаре Сумежье опять пришло в смятение. Едва настала полночь, как из темноты донёсся волчий вой. Протяжный, тоскливый, он будто нож вспорол тишину, отгоняя надежды, что всё обойдётся. Подходя боязливо к оконцам, отворённым на узкую щель, сумежане прислушивались: зверь выл в лесу на закатной стороне, за жальником. И бревенчатые стены изб, дубовые двери не казались надёжной защитой от чудища, рыщущего в ночи. – Слыхал? – спросила баба Параскева, на заре вернувшись к себе в избу. – Слыхал, – мрачно ответил Воята. – Бабы опасаются нынче коров выгонять. Ну да Егорка управится, у него с лешим уговорено: сколько взять за лето, а больше не брать. Вот ещё… – неуверенно начала баба Параскева, помолчав. – Сидела я нынче с отцом Касьяном… Воята, отрешённо смотревший в стену, вскинул на неё глаза. Неужто отец Касьян кое-что рассказал? – Помни́лось мне… – опять начала баба Параскева, – будто батюшка-то наш… во сне не дышит. |