Книга Семь снежинок на ладони, страница 83 – Светлана Нарватова

Никто не выжил.

Возможно, если бы я был с ними, я бы помог управиться с ветром. Хотя вряд ли отец позволил бы мне ему помочь. Скорее всего, он, напротив, велел бы не мешать. Ещё бы – позор рода!

Ну да ладно. Что теперь гадать, как могло сложиться? Важно, что виновных в гибели моей семьи не было.

Сейчас я смотрел на пожелтевшие от времени листки и думал: а что, если были?

Меня никогда не интересовал вопрос о наследниках. Его величество всегда твердил мне, что я обязан их завести. Я пытался. И у меня даже мысли не было, что герцогство может отойти кому-то, кроме моих детей. Но если есть тот самый неучтённый потомок и существуют доказательства его родства? Тогда в случае спорного наследства у него будет шанс.

И, возможно, он бы его уже реализовал, отправься я в плаванье вместе со всеми.

Бумаг осталось не очень много. В основном, это были финансовые отчёты управляющего. Можно ли в них найти следы неизвестной любовницы?

Пожалуй, да.

Но читать на ночь глядя всё вот это у меня не было ни малейшего желания.

Я хотел думать об Эмилии.

Её красивой груди, её белой коже и розовых горошинках. О том неизведанном, что предстоит ей раскрыть. И раскрыть самому в ней. Это было гораздо, гораздо интереснее, чем старые пожелтевшие бумаги.

Я сложил всё в стопку и закрыл кабинет.

Утро встретило меня темнотой за окном. На душе тоже было тоскливо. До следующего письма Эмилии целый день. И он будет тянуться бесконечно за бессмысленными хлопотами.

Позавтракав, я отправился во дворец. Его величество изволил демонстрировать своё недовольство по поводу вмешательства в его личные дела, хотя я совершенно не представлял: где – где? – он может эти личные дела проворачивать? Во дворце король под охраной, за пределами дворца он бывает редко, но тоже под охраной. Однако никто ничего не знает, ничего не видел и слыхать не слыхивал, чтобы король наведывался к какой-либо любовнице: ни к старой, ни к новой.

Вроде то, что Эрик бросил предыдущую фаворитку, намекало: появилась новая лошадка, которую он объезжает. Но с другой стороны, «лошадка» была какая-то призрачная: как бы есть, но на самом деле нет. И если бы не вопрос Эмилии и не реакция со стороны его величества, вообще не было бы оснований полагать, что она существует.

Я покорно внимал брюзжанию монарха, и в голове у меня складывался план дальнейших действий.

Обсудив с Эриком последние депеши из нашего посольства в Епроне, я откланялся. Их содержание мне не понравилось. Что-то соседи темнили. И этот дядя… И эта любовница…

И жена моя в сутках езды, которая каким-то чудом в курсе. Но это совсем не тот вопрос, который можно обсуждать в письмах.

Особенно с молодой женой.

* * *

Секретарь, как и грозился, принёс мне письма, адресованные Эмилии.

Первым я вскрыл то, что принадлежало ною Оливеру Ёнклифу. Что ему надо от моей жены, даже если она была его невестой, хотя Эмилия на этот счёт не уверена? Ной Ёнклиф раздражал, во-первых, уже самим фактом своего существования в качестве претендента на руку и сердце моей супруги. Во-вторых, стремлением её отравить, прикрывшись – смешно подумать – пьесой Вилли! Это вообще ни в какие ворота не лезло!

«Любезная моя нойлен Эмилия!» Какая она «твоя»? В каком месте она твоя?! Раздражение усилилось, хотя я прочёл всего одно предложение. Я попросил ноя Херберта принести воды – охладиться, – и продолжил чтение. «Я сжимаю в руках сосуд с ядом и думаю о вас!» Ну так пей же его скорее! Яд греется, испортится, чего доброго!