Книга Вдова на выданье, страница 109 – Даниэль Брэйн

Агафья задом отодвинула стул, прочертила ножками царапины на моем идеальном полу, и это зря она сделала, конечно.

— Сядь! — подскочив, глухо рявкнула я, радушно склабясь во все свои молодые, крепкие и, к счастью, пока совершенно здоровые зубы. И плюхнулась на место, перед этим несильно, но обидно толкнув Агафью в грудь. — Захлопни варежку и выслушай! И вы, Макар Саввич, слушайте, если не собираетесь овдоветь.

Объявился половой, долго выставлял перед нами сласти, и мы все трое скалились друг на друга, как голодные волки, и несчастный зайчонок Авдотья вообще не понимала, что происходит рядом с ней.

Я резко двинула корзинку к обалдевшему Макару. Агафья молча исходила на дерьмо. На средства убеждения я не скупилась — когда в руке пистолет, доброе слово необязательно.

— Берите, Макар Саввич, не трясите бородой, вы щедро заплатили за три таких столика. Поди, денежка водится, когда пыль в глаза надо пустить. Берите, берите, — и дождавшись, пока Макар — господи, девочка моя, беги, покуда ног хватит! — выберет и возьмет трубочку, я выхватила ее, разломила, половину сунула в рот и заглотила в один присест.

Агафья примолкла, решив, что я буйная и лучше меня не злить, в зале шум, и не услышит никто, когда — если — я начну ее убивать. Лицо ее пошло малиновыми пятнами, но она не лезла на рожон. Я наклонилась через стол к безучастной Авдотье, Макар вцепился в край столешницы так, что пальцы побелели, я изловчилась и наступила ему на ногу.

— Милая моя Авдотья, — проговорила я проникновенно, водя у нее перед глазами половинкой трубочки, — взгляните на меня, душенька… посмотрите. Я знаю, как вы хотите отсюда уйти, вы сейчас уйдете, но прежде ваш муж и ваша свекровка внимательно выслушают, что я скажу. А еще, если вдруг вы захотите, вы всегда можете прислать ко мне человека с вестью… Сидеть! — гаркнула я, сунула трубочку Авдотье и жирными от крема ладонями хлопнула по столу перед взбрыкнувшей Агафьей.

В другом конце зала громогласно правили бал Пахом Прович с компанией, купчихи столпились возле детской площадки — повернуться я не могла, но слышала визг и хохот детей и возмущенные женские возгласы. Возмущенные — это хорошо…

— Я выдала себя за другую, Агафья Самсоновна, потому что вы, милочка, даже не знали, кого просватали за родного сына, — отчетливо, чтобы до старухи дошло с первого раза, произнесла я. — А мне каково было узнать, что Лариска меня не стращала сговором, а был он на самом деле? Что же ей обещано за утробу мою плодовитую, ты же сама, матушка, на людях шикуешь, а дома, поди, солому ешь? Лариска за сноп соломы меня сторговала? Лиха, а ты, матушка, не раскусила. Ни ее, ни меня после.

Я похвалила себя за нужный тон и выразительность монолога. Агафья кипятилась и мечтала меня, не сходя с места, удавить.

— Вся ваша порода, мазуровская, — гниль, — выдохнула с ненавистью она и, протянув руку, отобрала у невестки злосчастную трубочку, но я успела заметить — ура! — что хоть немного крема Авдотья слизнула. — Сгинуть бы вам всем одному за другим, и то было бы дело.

Это ты о чем сейчас, вешалка? На что намекаешь?

Агафья с видом осужденного на высшую меру запихнула в рот трубочку, уляпав кремом яркий плат. Тыльной стороной ладони старуха утерла губы и какое-то время сидела, прислушиваясь к себе, похоже, рассчитывая при всем честном народе сыграть в ящик, но никаких признаков отравления не проявлялось. Отчаявшись помереть, Агафья набычилась на меня, но я тоже сидела жива-здорова.