Книга Вдова на выданье, страница 115 – Даниэль Брэйн

Мне рассказывали, что в приории найдется пристанище каждому страждущему, но не без подводных камней эта благотворительность, как и везде. Леонида не бездельничала, это заметно по рукам, но без нее работниц хватало, и чтобы ей не скитаться по подворотням, Домне платила за нее.

Из кармана Клавдии Мазуровой, которая вынудила Леониду хлебнуть лиха, но не бросила умирать.

Леонида помнила Олимпиаду другой, не узнавала и молчала. Я устала, уровень озверина в крови возрос стократ.

— Время позднее, — напомнила я, — говори.

И выметайся.

Парашка ходила кругами, терлась боком о стол, как кошка о ноги хозяина, от лавандовой мышки ее отделяла столешница. Я на секунду отвернусь, Прасковья прыгнет на Леониду и шею ей в один миг свернет. Николай, соколик ясный, барин обожаемый, пропал без вести, а голубка — вот она. Цап!

— Я возьму с тебя обещание, Липа. Поклянись мне простить ее. Ты клянешься? Пусть она с миром уйдет! — Леонида стояла прямо, величественно, прижав руки к груди, она не просила, не требовала — покровительственно позволяла мне согласиться, почтить за честь отпустить кому-то прощение. — В Черном лесу скитаться ей вечно, нет от Всемогущей милости ей, так ты прости ее, Липа. Она мать моя, она ничего ради себя не делала. Ты ведь жива осталась, Липонька, так прости, она уже тебя не погубит.

Под гипнотизирующий стон Леониды и сопение Прасковьи я вспоминала полненькую женщину, окаменевшую при виде разъяренной, неправильной Липочки. Подсвечник сыграл свою роль, но главным все-таки было то, что я жива.

Нет, Олимпиада умерла, а я в ней возродилась на чью-то беду, на чье-то счастье. Домна хотела убить меня, как проще, а стоило — как легче спрятать следы. Столкнула бы с лестницы, как подумала я в первый свой день, осматривая подвал — что это не убийство, а месть, оказия, удобный случай.

Про Домну с ее туфлями я тоже тогда подумала в первый раз.

— Она мне все рассказала, как ты из дому ушла. Пока жива она была, как я могла тебе сказать, она мать моя, мне доверилась…

Убить человека будто бы не своей рукой проще. Наверное.

«Не выдавайте меня» — да полно, для Клавдии ночные отлучки не были тайной, она неспроста кричала, что на Леонидку потратилась, когда истерила над умирающей Зинаидой. Домна понимала, что я узнала ее шаги.

Домна передала Зинаиде просьбу Парашки принести завтрак. Домна была в кухне, когда Зинаида собирала поднос заново. Домна, зная, что доктор после смерти Матвея приказал собрать всю еду, попыталась уничтожить улики.

Все-таки Домна.

И да, грибы. Вот почему Лариса умерла следом за братом — много болтала. Домна знала, что это Клавдия теперь заправляет в доме всем.

Мой уход из дома Домну встревожил, но повлиять она ни на что уже не могла. Я улизнула, а она призналась дочери во всех убийствах. Для чего?

Потом кто-то убил ее саму. Макар Ермолин? Агафья Ермолина? Кто?

Как Леонида узнала, где меня разыскать?

— Как ты нашла меня?

— Сестры сперва сказали в адресный приказ идти, так я пришла, а приказ упразднили… — смутилась Леонида или сделала вид. Дичок она такой, оторванный листочек ветер носит по городам и весям. На чьей двери прилепится, тому и смерть… Чушь. — В полиции адрес дали, потому как мы родня.

А я полагала — никто не знает, где я живу, была убеждена, что скрылась, надежно спряталась. Что дети в безопасности и ни одна паскуда нас не найдет. Дура, набитая оптимизмом, Парашке велеть, чтобы она мне науку жизни преподала хорошей хворостиной пониже спины. Чудо, что ни Леонида, ни тем более Домна не додумались просто дойти до первого попавшегося участка.