Книга Вдова на выданье, страница 80 – Даниэль Брэйн

Материнство — не косички и прогулки, и даже не мысли, чем и как кормить детей. Это еще и время, много времени, которое ты посвящаешь детям.

— Олимпиада Львовна! Это ваши прекрасные малютки? Рада вас видеть!

Моя спасительница была как еж утыкана иголками, даже в воротнике у нее торчали несколько штук. На шее болталась сантиметровая лента, за ухом красовался обкусанный карандаш, и вся Якшина была перепачкана в мелу, и от того, что была она такая же, как и я, простая работяжка, я прониклась к ней невероятной симпатией.

— Мои, Анна Никифоровна! — улыбнулась я, радуясь, что запомнила, как назвала хозяйку работница, проводившая меня в зал. — Я по делу. У батюшки вашего я была, и могла бы ему чек выписать, но говорили мы с вами, к вам и пришла. Так сколько за лавки следует?

Я выпустила детей из поля зрения. Входную дверь я видела, стеллажи устойчивые, створки не открыть, да малыши и не достанут. Изящным, как я надеялась, жестом я достала чековую книжку, жестом же показала, что мне нужно перо, и обалдевшая Якшина, прокашлявшись, крикнула, чтобы мне принесли ручку и чернила.

Теперь главное — не посадить кляксы. Каждый раз, когда мне приходилось что-то писать, меня трясло, и до сих пор три вещи доводили до исступления: освещение, перья и то, что в мое время называлось «уходовой косметикой». Зная, какой у нее в эту эпоху был состав, я просто не смогла заставить себя ей пользоваться, и Парашка, озабоченно качая головой и что-то бормоча себе под нос совсем не демонстративно, тащила мне «народные средства». Мыть волосы яичным желтком я кое-как привыкла, а что намешали в шампунь, опасалась спрашивать.

Пока я нервно, как первоклассница, выводила на чеке сумму и подпись, Якшина стояла у меня над душой. Я закончила писать слово «четыреста», похудев при этом на полкило, и подняла голову.

— Анна Никифоровна, вам же мадам Матильда клиенток продала. — Звучит, как будто мы работорговки. — А среди них губернаторша.

Я блефовала. Если не блефовать, то нужно закрыться в спальне и куковать там вечность. Но спросила я что-то не то, потому что Якшина тяжело вздохнула и села напротив меня, поставив на стол локти и трагически всхлипнув.

— Была, Олимпиада Львовна, матушка, и княгиня Орехова была, да простит Всемогущая речи мои, глаза бы мои их обеих не видели, — брезгливо скривилась Якшина, уши, щеки и кончик носа ее заалели. — Сии дамы известны стараниями призреть алчущих ласки и утешения… вы понимаете, о чем я, надеюсь.

Мы обе оглянулись на детей. Наташенька все так же рассматривала кукол, Женечка по-прежнему перебирал ткани. Меньше всего малышей волновал моральный облик великосветских дам.

— Какие они милые! — восхитилась Якшина и наклонилась ко мне, зашептав, как заговорщица: — Отказали они мне, мадам их обхаживала, а я, сами видеть изволите, сама шью, сама замеряю. Да и мастерская моя — не чета им привычной. А вам Капитолина Дмитриевна зачем?

Я говорить свою задумку не хотела, но догадывалась, что приду к той же Якшиной, к тому же Обрыдлову и куче других купцов, поскольку город не захочет вкладывать ни копейки в реализацию моей идеи. Купцы — да, им выгодно подсуетиться и получить козырные торговые места, но городские власти пока еще усмотрят перспективы. Потом, конечно, они спохватятся, прессанут налогами, выгонят самых несговорчивых, объявят тендер какой-нибудь. Я собиралась заходить издалека, заинтересовать мать, может, бабушку, но не самого градоначальника. Детская площадка — какая чушь, придумали тоже, Олимпиада Львовна, матушка, ха-ха-ха.