Книга Соль и волшебный кристалл, страница 76 – Эбби-Линн Норр

– Возможно. – Эмун испустил долгий печальный вздох. – Хотел бы я с ним познакомиться.

– Он был бы очень этому рад, – ответила я. – Но продолжайте рассказ, пожалуйста, а то я умру от любопытства.

Эмун положил дневник на диван рядом с собой и продолжил:

– Эти события моего детства, сумасшествие отца, шторм и кораблекрушение, они сами по себе были достаточно травмирующими, а к тому же я не понимал, что происходит и почему так. Когда я достаточно повзрослел, чтобы рационально все осмыслить, меня больше всего стало беспокоить поведение отца. Почему ему было настолько важно передать маме подарок, что он взял его с собой в море в страшный шторм? Ведь если человек пропал и есть основания предполагать, что он утонул или застрял где-то из-за бури, надо прежде всего доставить его в безопасное место, а не везти ему ювелирное украшение. И только когда я встретил атланта в том баре в бостонской гавани, все встало на свои места. Он много странного мне наговорил своим заплетающимся языком – что Атлантида существовала, но ее следы можно увидеть только со спутника, если смотреть в глаз Африки ^[4], и что ее территория тянется до самых Азорских островов. Но самая полезная часть его бессвязной истории – пересказ легенды о тритоне, который влюбился в сирену. Поскольку сирены подвержены воздействию соленой воды и отданы на милость сменяющихся циклов соленой воды и суши, тритон сделал своей возлюбленной подарок.

– Подвеску с аквамарином?

Эмун кивнул.

– Вернее, в легенде не говорится, подвеска это или нет, но аквамарин с сильным магическим действием вне зависимости от оправы там фигурировал. Магия освобождала сирену от воздействия циклов, позволяя ей сколь угодно долго оставаться с тритоном, а не стремиться на сушу для обзаведения потомством.

– Значит, проклятие сирены – это цикличность ее существования?

– Да.

– И вы поверили пьяному незнакомцу?

Эмун пожал плечами.

– Почему бы нет? Отец-то верил. Я не сомневаюсь, он заплатил огромные деньги за найденный камень. Хотел бы я узнать, где добывают такие камни. И отдал бы за эту информацию кучу денег.

– Я нашла расписку. Человека, который продал камень вашему отцу, звали Райнер Файгель. И точно, Матеуш Новак отсчитал за камень несообразную его стоимости сумму.

– А эта расписка у тебя? Хочу на нее посмотреть.

Я встала и взяла листок со стола Мартиниуша, на который бросила его перед погоней. Эмун, бережно приняв у меня расписку, пробежался по ней глазами и задержал взгляд на нижней строчке.

– Сколько же десятилетий я не видел эту подпись, – сказал он тихо, и во взгляде его была печаль. – Как странно сейчас ее видеть. Да, отец очень много выложил за этот маленький камешек. – Эмун покачал головой. – Думаю, он и больше бы отдал. Мог бы отдать все до гроша.

– А вы не думаете, что тот пьяница-атлант стащил камень у вашей матери? Уж больно странное совпадение.

Эмун нахмурился.

– Вряд ли. Украшение, которое он мне показал, не слишком похоже на то, что заказывал отец. Так что, скорее всего, и сирена другая.

– Ну, теперь хотя бы ясно, почему кто-то, вломившийся в музей, стащил только подвеску, а другие артефакты не тронул. Знал, что камень непростой и обладает силой.

– Да.

Но почему подвеску украла именно сестра Антони, я понять никак не могла.

– Так это вы все перевернули вверх дном в останках «Сибеллен», пока искали подвеску?