Книга Рожденная водой, страница 164 – Эбби-Линн Норр

Даже один маленький ребенок доставляет массу хлопот, а когда в доме их двое, кажется, все время посвящено им. Не просите у меня разъяснений, полагаю, мое мнение пристрастно, но никогда прежде мой труд не был так востребован, как сейчас, ведь занята я с раннего утра до поздней ночи. И меня не покидает ощущение, что своим появлением малыши преподнесли мне дар забвения, ведь я почти не помню, какой была моя жизнь до того, как в ней появились Эмун-младший (старший) и Михал (младший).

Вне всякого сомнения, мои внуки – самые одаренные малыши из всех, что когда-либо рождались. Как ни странно, они совсем не похожи друг на друга. Эмун-младший во всех отношениях напоминает мать. С тех пор как он появился на свет, его черные волосы отросли и стали только гуще. Кожа его бледна, точь-в-точь фарфор, а глаза – цвета моря в солнечный летний день. Он тихий, задумчивый и, кажется, слишком серьезно относится ко всему происходящему. Видимо, отнюдь не все дети беззаботны – кажется, даже в своем нежном возрасте Эмун-младший несет на своих слабых плечиках бремя всего мира (или, по крайней мере, разделяет мамину склонность к меланхолии). Конечно, я безумно его люблю, но все равно не могу понять, что тяготит его задумчивую головку. Рассмешить мальчика очень непросто, хотя в те редкие минуты, когда нам это удается, смех его льется самой красивой на свете мелодией. Кроме того, малыш очень привязан к матери и отрывается от нее с крайней неохотой.

Михал, в свою очередь, точная копия Матеуша. Его кожа смуглее, волосы – они отросли – темно-каштанового цвета, на щеках играет здоровый румянец. У него завидный аппетит. Его большие карие глаза пронзают мое сердце, точь-в-точь как глаза его отца в молодости. Михал очень бойкий и любознательный, все время хохочет и без конца болтает, словно ему нравится, как звучит его собственный голос. Порой мне кажется, что мне представилась возможность совершить путешествие во времени и снова увидеть моего сына малышом, до того они с Матеушем похожи.

Он совсем не боится отойти от Сибеллен, хотя только-только научился ходить. Мальчик уже изучил каждый уголок нашего дома и двора, и я уверена, что однажды этот непоседливый ребенок всех нас доведет до седых волос (впрочем, у меня других и не осталось).

В общем, наш дом наполнен (или, как говорит Матеуш, залит) веселым детским смехом. Каждый день внуки вытворяют что-то эдакое, не уставая меня удивлять. Только сейчас, когда оба мальчика спят, я, преодолевая дрему, наконец улучила минутку, чтобы сделать эту запись и вспомнить, каково это, когда в доме царит тишина.

8 февраля 1864 г.

Пора признать очевидное. Матеуш изо дня в день заводит один и тот же разговор, а я всякий раз ему возражаю, но в глубине души понимаю, что мой сын прав. Наш дом стал слишком мал для разросшейся семьи. Мы буквально сидим друг у друга на голове и постоянно сталкиваемся локтями. Мальчики не дают мне и матери ни минуты покоя, а к Матеушу вечерами приходят посетители, чтобы обсудить дела, и это притом, что у него есть своя контора, расположенная рядом с причалом. Я очень радовалась, что нас стало так много, когда малыши только начинали ходить. Но теперь мальчики приспособили для своих игр весь дом, и жить в нем стало очень сложно. Когда Матеуш в отъезде, мы с Эмуном и с Сибеллен еще как-то справляемся. Но стоит Матеушу вернуться домой, и я – могу вам в том поклясться – слышу, как половицы начинают скрипеть от напряжения. Поэтому, когда на прошлой неделе Матеуш снова обмолвился, что будет подыскивать нам новое жилье, я впервые не стала с ним пререкаться. Уж что-что, а признавать поражение я умею. Эмун, в свою очередь, предложил снести наш дом и на его месте возвести новый, и я так на него разозлилась, что чуть было не швырнула в него сковородкой. Нет, никто и никогда не посмеет так поступить, покуда я жива, отрезала я. Моя непреклонность заставила Матеуша, а с ним и Эмуна, искать решение вне привычных мне стен.