Книга Игры, в которые играют боги, страница 105 – Эбигейл Оуэн

У него на лице появляется выражение разочарованного школьного учителя.

– Больше не повторяй такой ошибки. Они отнесут тебя туда, куда ты хочешь попасть.

Я моргаю.

– Я думала, они могут перенести меня только сюда.

Харон качает головой:

– Ясно представь себе пункт назначения – место или личность, пойдет и то и другое, – потом проглоти одну жемчужину.

Я могу воспользоваться ими, чтобы вернуться в Верхний мир? Не то чтобы мне было где спрятаться.

– Используй их, только если нет других вариантов, – предупреждает Харон, как будто прочитав мои мысли. – У тебя и так уже проблемы с реликвиями.

Об этом я прекрасно осведомлена.

Харон наклоняется ближе:

– Тебя накажут, если даймоны даже просто узнают, что они у тебя есть. Я серьезно. Только если не будет другого выбора.

Об этой мелочи Аид не упомянул.

– Хорошо.

Он смотрит на меня, нахмурившись. Я таращусь в ответ.

– Что еще ты хотел сказать? – спрашиваю я, чтобы снять неловкость.

Харон наклоняет голову, изучая мое выражение лица, как будто пытаясь понять, стоит мне говорить или нет.

– Аид превыше всего ценит верность.

– Верность. – Я отвожу взгляд, разглядываю флюоресцирующие воды и потолок. Верность – это похоже на Аида.

– Он не так просто начинает доверять, – это сказано предупреждающим тоном. – За всю жизнь у него было всего два друга, и один из них – я.

– Три, – в унисон поправляют Харона все головы Цербера.

Харон бросает на пса веселый взгляд.

– Три. – Он похлопывает Цербера по лапе, и адский пес фыркает, выпуская маленький язычок пламени из ноздрей Бера, но расслабляется.

За всем этим я замечаю, что Харон не назвал еще одного друга. Полагаю, это Персефона.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Затем, что Аид настоящий ублюдок…

Мой позвоночник с хрустом распрямляется, когда я исподлобья смотрю на Харона.

– Да, ублюдок, но от его якобы друга я ожидала больше…

– Верности? – Харон перебивает меня вопросом с довольной улыбкой.

Он что, проверял меня?

Во мне все еще гудит противоречащая здравому смыслу вспышка ярости, накрывшая меня только что. Мне ведь должно быть глубоко пофиг то, что Харон говорит про Аида?

– Не люблю проверки.

Харон пожимает плечами:

– Я действовал бы тоньше, будь у меня больше времени. И я говорю тебе это потому, что подозреваю: Аид может… начать считать другом и тебя.

С тем же успехом он мог бы дать мне пощечину. Эффект был бы тем же самым.

Потом он смотрит поверх моего плеча и улыбается:

– Разве не так?

– Мне не нужна твоя помощь в поиске друзей. – Отчетливый рык Аида прокатывается через темноту и по моей коже прекрасной дрожью, скользящей, ласкающей и пробуждающей все на своем пути.

Он становится передо мной на колени, проводя руками по моему телу, как делал после Подвига Посейдона. В этот раз в его действиях и выражении лица сквозит тревога.

– Ты не пострадала?

– Это возможно.

– Я не в настроении, Лайра. Ответь на вопрос.

– Я серьезно. Кажется, я в шоке. Но вроде бы ничего критического.

Он стискивает зубы, но кивает, продолжая осматривать меня. Он прощупывает мои руки снизу вверх, потом отводит мои мокрые волосы назад и шипит сквозь зубы. И вот тогда я вижу это. Участие. Настоящее участие. Я знаю о нем, потому что я всю жизнь мечтала, чтобы кто-нибудь – мои родители, Бун, даже Феликс – смотрел на меня так. Его глаза темнеют так, что мое сердце сбивается с ритма.