Книга Игры, в которые играют боги, страница 138 – Эбигейл Оуэн

– Да, – говорит он. – Спасибо.

Судя по тому, как глаза целителя лезут на лоб практически до линии роста волос, боги вряд ли часто используют подобные слова. Его щеки слегка розовеют, а потом он кивает и спешно выходит из комнаты.

– Бедняга, – бормочу я. – Кажется, ты его напугал.

Аид бросает взгляд на дверь.

– Все с ним хорошо.

– Да. Ну, в следующий раз будь вежливее. Он помогает.

Аид снова садится и проводит по лицу рукой в перчатке.

– Лучше, чтобы следующего раза не было.

Поймав мой взгляд на перчатке, Аид сует руку меж колен.

– Я хочу посмотреть, – говорю я.

Он ерзает в кресле.

– Смысла нет. Уже почти зажило.

– Я понимаю, ты не хотел меня расстраивать, пока я выздоравливала, но сейчас мне лучше. – Я вытягиваю ладонь. – Пожалуйста. Иначе я буду представлять что похуже.

Одна бровь Аида поднимается, но он вкладывает свою руку в мою. Я осторожно стаскиваю с нее перчатку, а потом резко втягиваю в себя воздух при виде множества порезов по всей ладони. Не открытых ран. По крайней мере, больше нет. Фактически это выглядит очень похоже на мою руку сейчас. Но кожа до сих пор воспаленная и красная, до сих пор исцеляется. А прошли дни.

В горле образуется комок, и я прокашливаюсь.

– Олимп милосердный, – шепчу я.

Аид пытается высвободить руку.

– Это не важно, Лайра.

– Для меня – еще как важно.

Он принял наказание за меня. Никто и никогда ничего подобного не делал ради меня. Быстро моргая, я мягко провожу пальцем по гладким шрамам.

Аид низко рычит, и я гляжу в глаза, которые превратились из тяжелых грозовых туч в вихри серебра.

– Почему? – спрашивает он.

Я не могу отвести взгляд:

– Что значит «почему»?

– Я втянул тебя в Тигель. Почему ты утруждаешь себя слезами по мне?

У меня нет ответа на этот вопрос. Психологи наверняка бы навесили на меня какой-нибудь ярлык. Какой-нибудь синдром. Ненавижу такие ярлыки: они упаковывают меня в чистенькие и уютненькие коробочки. Жизнь, эмоции, человечность – все это совсем не чистенькое и не уютненькое. Мы, все мы, просто стараемся, как можем, и пусть идет на хрен тот, кто говорит иначе.

Я просто до сих пор не понимала, что боги тоже могут пойти.

– Я могу спросить то же самое. Чего ты паришься? На самом деле… – Я качаю головой. – Почему ты в принципе способен париться? Ты ведь не должен чувствовать ко мне ничегошеньки.

Его челюсть настолько твердеет, что я удивлена, как у него не трескаются зубы.

Телевизор нарушает тишину, повисшую между нами:

– Я стою рядом с Брэдом и Джессикой Керес, родителями Лайры Керес.

Я резко перевожу взгляд на экран; сердце бьется в ушах так громко, что я не уверена, смогу ли услышать хоть слово от них.

Молодой репортер сует микрофон в лица двух человек, которых я никогда в жизни не видела.

По крайней мере… я так не думаю.

– Ваши мысли о том, что вашу дочь выбрал для Тигля Аид? – спрашивает он их.

63

Семью не выбирают

Я прищуриваюсь, пытаясь совместить лица из телевизора с воспоминаниями. С хоть какими-нибудь воспоминаниями.

– Мы так волнуемся за нашу маленькую Лайру, – говорит мужчина.

Я сажусь в кровати, выпрямляюсь и крепче хватаюсь за Аида.

Мужчина обнимает женщину за талию. Улыбка женщины кажется деревянной.

– Какого?..

Мужчина по возрасту как раз годится мне в отцы. Высокий, широкий в плечах и в талии, и у него такие же черные волосы, как у меня… наверное. Но карие глаза. И форма лица отличается от моей. Он улыбается прямо в камеру. Я не помню лица моего папы, но и сияющих улыбок я тоже не помню.